очень нудно 
100 
Тирни сел. Голова кружилась так сильно, что ему пришлось обхватить ее обеими руками. Он еле успел сдернуть шарф со рта, и его вырвало в снег. Его рвало одной желчью, а желудочные спазмы напомнили ему, как сильно болят ребра.
Он несколько раз глубоко вздохнул и, перенеся весь вес на левую ногу, встал. Потом проверил лодыжку правой ноги, медленно вращая ею. Болело адски, но он решил, что лодыжка не сломана. Что ж, это уже кое-что. На этом этапе все, что не было настоящей катастрофой, казалось неслыханным везением.
Тирни снова тронулся в путь, используя лопату как костыль.
Сосредоточившись на продвижении вперед любой ценой, он совершенно утратил представление о времени и расстоянии. Лодыжка отвлекала его. Он чувствовал, как она распухает в башмаке. Вообще-то, это к лучшему: тугой башмак, наверное, сведет опухоль к минимуму. А может, наоборот, перекроет кровообращение и приведет к обморожению? К гангрене? Почему он не помнит основных правил первой помощи? А что он вообще помнит? Свой почтовый индекс? Домашний телефон в Виргинии?
Боже, как ему хотелось есть! И в то же время его мучила тошнота, время от времени проявлявшаяся позывами к рвоте на пустой желудок. Он промерз до костей, но кожа горела, как в лихорадке.
А хуже всего было головокружение.
Может быть, прямо сейчас какой-нибудь роковой сгусток крови, сдвинутый с места падением, прокладывает себе путь по его кровеносным сосудам к мозгу, к легким или к сердцу.
Вот такие случайные и странные мысли искрами проносились в его мозгу и гасли, прежде чем он успевал их ухватить и осмыслить. Но он еще настолько сохранил ясность мысли, чтобы сознавать: это признаки надвигающегося бредового состояния.
В сущности, многочисленные боли были его друзьями. Если бы не они, он мог бы впасть в эйфорию, лечь, прижаться щекой к мягкой снежной подушке и умереть. Но боли не утихали. Как заостренные прутья, они толкали и подгоняли его к движению вперед. Они не давали ему заснуть, держали его на ногах, заставляли чувствовать себя живым. А тем временем разум приказывал ему остановиться. Лечь. Уснуть. Сдаться.
22
– Почему? За что? Почему именно я?
– Может, ты наконец успокоишься? – Уэс повысил голос, чтобы перекричать Скотта. – Они не собираются тебя ни в чем обвинять.
– Откуда ты знаешь?
– В любом случае тебе нечего скрывать. Верно? Верно, сынок?
– Верно.
– Так чего ты психуешь?
– Ничего я не психую.
Доре казалось, что он не просто психует: новость о том, что с ним хотят поговорить агенты ФБР, напугала Скотта до полусмерти. Он беспокойно переводил взгляд с Уэса на нее и обратно, вид у него был виноватый, а слова о том, что ему нечего скрывать, прозвучали откровенно фальшиво. Еще больше ее встревожила наигранная беззаботность Уэса.
– Они просто собирают информацию о прошлом Миллисент, – объяснил Уэс. – Датч говорит, что это обычное дело.
– Они могут собрать информацию о прошлом Миллисент из массы других источников, – возразила Дора. – Почему они выбрали именно Скотта?
– Потому что Миллисент была его постоянной подружкой.
– Это было в прошлом году.
– Я знаю, когда это было, Дора.
– Не смей разговаривать со мной таким тоном, Уэс. Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать: с Миллисент много чего случилось с прошлой весны, когда они со Скоттом расстались, и до прошлой недели, когда она пропала. Почему их заинтересовали именно ее отношения со Скоттом?
– Все эти отношения остались в прошлом, и Скотт именно так им и скажет. – Повернувшись к Скотту, Уэс добавил: – Они, наверно, спросят: долго ли вы с Миллисент встречались и почему порвали? – При этом он пристально взглянул на сына, и Скотт ответил ему таким же взглядом.
Дора посмотрела на них обоих и сразу же поняла, что они что-то от нее скрывают. Это возмутило ее.
– Скотт, а почему вы с Миллисент порвали?
– Он уже сказал нам почему, – встрял Уэс. – Новизна притупилась. Она ему надоела.
– Я думаю, это еще не все. – Глядя прямо в лицо сыну, Дора спросила уже мягче: – Что между вами произошло?
Скотт повел плечами, словно стряхивая тяжесть.
– Ну, понимаешь, как сказал папа, мы просто потеряли интерес друг к другу. – Дора покачала головой, давая понять, что сомневается в правдивости его слов. – Господи, ты что, мне не веришь? – закричал Скотт. – С какой стати мне врать?
100 
