31 
Тирни встал, обогнул кофейный столик и сел рядом с ней на диван. Сел так близко, что ей пришлось на него посмотреть.
– Но сейчас ты уже не замужем.
* * *
Уильям Ритт поднял голову и улыбнулся своей сестре, убиравшей со стола его пустую тарелку.
– Спасибо, Мэри-Ли. Рагу было отменное.
– Я рада, что тебе понравилось.
– Я тут подумал: а не ввести ли нам фирменное блюдо в обеденное меню в аптеке? Свое на каждый день недели. Субботний мясной рулет. Пятничные пирожки с крабами. Ты готова поделиться своими рецептами с Линдой?
– Это мамины рецепты.
– Ну, допустим. Но ведь ей уже все равно, поделишься ты ими или нет.
Любому другому такие слова показались бы бесчувственными и жестокими, но Мэри-Ли знала, почему Уильям так говорит, и не могла его винить. Их родители умерли, но дети по ним не горевали. Отец их отличался феноменальным равнодушием, мать – безудержным эгоизмом.
Отец был человеком суровым и замкнутым. Каждое утро он вставал до рассвета и спускался с горы в городскую автомастерскую, где работал механиком, домой возвращался к ужину, который методично поглощал. Он ворчливо и скупо отвечал на прямые вопросы, но помимо этого ему нечего было сказать членам своей семьи, разве что попрекнуть или выбранить. После ужина он принимал ванну, уходил в свою спальню и закрывал за собой дверь, наглухо отгораживаясь от близких.
Ничто на свете не доставляло ему удовольствия, кроме овощей на огороде, которые он сажал и выращивал каждое лето. Это была его единственная радость и гордость. Мэри-Ли было семь лет, когда отец увидел, как ее любимый домашний кролик объедает листья с кочана капусты. Он свернул шею кролику прямо у нее на глазах и заставил жену зажарить его на ужин. Когда он в один прекрасный день умер от инфаркта, рыхлив мотыгой грядку, Мэри-Ли сочла это своего рода возмездием.
Их мать страдала ипохондрией и вечно жаловалась. Своего мужа она за глаза называла неотесанным мужланом. Сорок лет она старалась довести до сведения каждого, кто хотел слушать, что вышла замуж за неровню, человека много ниже себя по положению. Собственное несчастье стало смыслом ее жизни, и ни для чего другого места не осталось.
Когда слабое здоровье вынудило ее слечь в постель, Мэри-Ли на целое полугодие ушла из школы, чтобы ухаживать за ней. Однажды утром, пытаясь ее разбудить, Мэри-Ли обнаружила, что мать умерла во сне. Позже, когда священник бормотал ей свои банальные утешения, Мэри-Ли подумала, что такая озлобленная и поглощенная собой женщина, как ее мать, не заслужила столь легкого конца.
Дети, родившиеся у такой эмоционально ущербной пары, рано научились полагаться только на себя. Их дом располагался на западной стороне пика Клири, вдали от города, где другие дети собирались и играли вместе. Их родители не умели общаться и не научили этому Уильяма и Мэри-Ли. Навыки общения им пришлось постигать в школе методом проб и ошибок.
Уильям хорошо учился по всем предметам, его усилия вознаграждались высокими оценками в табеле и поощрениями. С той же решительностью он пытался заводить друзей, но его неуклюжие попытки обычно встречали отпор и приводили к противоположным результатам.
То, чего ей не хватало в жизни, Мэри-Ли находила на страницах книг. Уильям был на несколько лет старше и раньше научился читать. Она настояла, чтобы он научил ее, и к пяти годам уже читала книги, которые могли бы поставить в тупик многих взрослых.
Если не считать лет, проведенных в университете, Уильям и Мэри-Ли всю жизнь прожили в одном доме. Когда их мать умерла, Уильям решил, что им пора перебраться в город. Ему и в голову не приходило, что у Мэри-Ли могут быть другие планы. Но и ей не приходило в голову, что можно попытаться жить отдельно от него. Наоборот, она с радостным трепетом приветствовала возможность покинуть мрачное, уродливое строение на горе, вызывавшее много тяжелых воспоминаний.
Они купили маленький аккуратный домик на тихой улице. Мэри-Ли превратила его в уютное жилище, полное света и красок, украшенное растениями в горшках, которых ей так не хватало в старом доме, где она выросла.
Но когда все комнаты были отделаны и последние занавески повешены, она огляделась вокруг и поняла, что все осталось прежним, изменилась только обстановка. Ее жизнь не обрела нового волнующего направления. Ее колея стала более аккуратной и благообразной с виду, но это была прежняя проторенная колея.
31 
