70 
И я могла чувствовать каждую руку, которая когда-либо прикасалась ко мне, руки, которые я приветствовала наряду с теми, которые не приветствовала. Они будто подступали ко мне, толкали меня под поток, пока у меня не оставалось выбора, кроме как дышать в этом разбитом стекле правды.
Все имело значение.
Хант зашел в дверь нашего испорченного прибежища, приподнял пакет и сказал:
— Я взял завтрак.
У меня ушли все силы, чтобы не заплакать. Потому что он был замечательным. Таким чертовски замечательным. А я была такой развалиной.
— Спасибо, — пожала я плечами, уголки моего рта слегка подпрыгнули в похожем движении. — Хотя я не голодна.
Он положил пакет, в котором, возможно, лежали какие — то кондитерские изделия, на прикроватный столик и снял обувь.
Опустившись одним коленом на кровать, он ухмыльнулся и подполз ко мне.
— Могу придумать несколько способов, как возбудить твой аппетит.
Он откинул мои спутавшиеся волосы на другую сторону шеи и прижался губами к моему плечу. Я закрыла глаза, думая, что он мог бы быть тем, кто уберет весь беспорядок, который скрывался за всеми недавно открытыми дверьми.
Вместо этого, его поцелуй был похож на покалывающую рану, и я не могла решить, какая часть болит больше всего — начало или конец, то место, где входит нож или выходит. Его сладкий поцелуй только заставил меня думать обо всех других поцелуях, которые я, не раздумывая, раздавала направо и налево. Он только заставил меня думать о том, как сильно я его не заслуживала. Или, скорее... он не заслуживал застрять с кем — то вроде меня.
Я отодвинулась от него под видом того, что хотела посмотреть в лицо.
— Сколько ты уже на ногах?
Он прислонился к спинке кровати.
— Достаточно долгое время.
— Не мог заснуть?
Как бы мне хотелось никогда не спать.
— Что-то вроде этого.
— Снова кошмары?
Он взял меня за талию и притянул к себе, расположив между своих бедер. Моя спина прижалась к его груди, и он уперся подбородком в мое плечо.
— Достаточно об этом. Есть какие-нибудь мысли насчет того, как ты хочешь провести этот день, принцесса?
Щетина на его подбородке царапнула мою шею, и я задрожала. Его рука отправилась вверх по моему бедру, я запаниковала и сказала:
— Давай погуляем.
Он замер на несколько секунд, а затем приобнял меня.
— И что сделаем?
— Я думала, ты тот, у кого всегда есть планы.
— Да, что ж. — Он придвинул меня ближе. — Меня легко отвлечь.
Господи, сначала я не могу заставить его сделать шаг, а теперь у него их полно.
— Как насчет купания? Та леди в ресторане упоминала о месте, где можно покупаться.
— Как будто я могу сказать «нет» тебе, когда ты в купальнике.
Я надела тот же купальник, который был на мне в ту ночь в Будапеште. Его глаза потемнели, когда он увидел меня, и он ухватился за одну из ленточек, придвигая меня ближе.
Несмотря на трезвый расчет, я растаяла. Его прикосновения были зависимостью, а зависимость не становится менее желанной, когда к ней присоединяется боль. Он поцеловал меня и его губы были наступлением света после жизни во тьме. Это свечение причиняло боль, но не такую же, как мысль о жизни, потраченной впустую в темноте.
Я заставила себя отступить, прежде чем развалюсь на кусочки у его ног. Я убрала его руки со своих бедер и сказала:
— Позже.
Позже, когда я смогу держать себя в руках. Мне просто нужно было засунуть все эти эмоции и воспоминания в коробку и запрятать ее в самые глубины своего разума. Тогда все сможет пойти по — старому.
Я увидела, как его глаза опустились к моим губам, и поняла, что он обдумывал, поэтому двинулась к двери, оставляя между нами несколько футов.
— Разлука усиливает любовь, — сказала я.
Я повернулась к дверной ручке, и он прижал меня спиной к своей груди.
— Не думаю, что мог бы любить тебя еще больше.
Мы снова пошли по Дороге любви к городу Манарола. Когда мы проходили мимо нашего замка у входа в тоннель, он крепко прижал меня к своему боку и поцеловал в висок.
Удобная тропинка довела нас до деревни в течение десяти — пятнадцати минут. Манарола возвышался на каменистом выступе справа от береговой линии. Этот город был даже живописнее, чем Риомаджоре, и, казалось, был больше зависим от моря, чем первая деревня. Куда бы мы не поворачивали, везде были лодки, даже если мы и не спускались к воде.
70 
