Последние отзывы

  2  

«Успокойся, — сказала она себе. — Выбрось из головы эти дурацкие сплетни. Ты здесь ради квартиры — все, точка».

Два часа спустя секретарь провел ее в гигантский кабинет, украшенный восхитительными засушенными цветами.

Взглянув на мужчину, пожавшего ей руку, молодая женщина заметила только одно: у него был глубоко депрессивный вид, погасший взгляд и измученный голос.

— Добрый день, мадемуазель. Я дон Элемирио Нибаль-и-Милькар, мне сорок четыре года.

— Меня зовут Сатурнина Пюиссан, мне двадцать пять лет. Я веду занятия в Школе Лувра, заменяю одного преподавателя.

Она произнесла это с гордостью. Для бельгийки ее возраста такая работа, пусть даже временная, была большой удачей.

— Комната ваша, — сказал мужчина.

Растерявшись, Сатурнина спросила:

— Вы отказали всем предыдущим кандидаткам, а меня вот так сразу принимаете? Это Школа Лувра вас убедила?

— Если угодно, — равнодушно бросил он. — Я покажу вам вашу комнату.

Она последовала за ним через изрядное количество будуаров до комнаты, показавшейся ей огромной. Стиль ее был столь же роскошен, сколь и неопределим; примыкающая к ней ванная только что отремонтирована. Сатурнина и мечтать не могла о таком шикарном жилье.

Затем дон Элемирио провел ее в кухню, гигантскую и современную. Он показал ей холодильник, предназначенный для нее одной.

— Я не хочу знать, что едят другие, — пояснил он.

— Вы сами стряпаете? — удивилась молодая женщина.

— Конечно. Кулинария — это искусство и власть: для меня не может быть и речи о том, чтобы подчиниться чьей бы то ни было власти. Если пожелаете разделить мою трапезу — с удовольствием. Обратное нереально.

Наконец он подвел ее еще к одной двери, выкрашенной в черный цвет.

— Здесь темная комната, где я проявляю фотографии. Она не запирается на ключ: это вопрос доверия. Само собой разумеется, вход туда запрещен. Если вы войдете в эту комнату, я об этом узнаю и вам не поздоровится.

Сатурнина промолчала.

— А так можете ходить повсюду. Вопросы есть?

— Я должна подписать контракт?

— Вы обговорите это с моим секретарем, добрейшим Иларионом Гривеланом.

— Когда я могу вселиться?

— Хоть сейчас.

— Мне надо съездить за вещами к подруге в Марн-ла-Валле.

— Хотите, мой шофер вас туда отвезет?

Сатурнина, которая собиралась ехать на электричке, без лишних церемоний согласилась.

— Тебе было плохо здесь со мной? — спросила Коринна.

— Нет, хорошо. И я тебе благодарна по гроб жизни. Но не могу же я злоупотреблять твоим гостеприимством до скончания века.

— Я боюсь за тебя. Темная какая-то история.

— Коринна, ты меня не первый день знаешь: меня голыми руками не возьмешь. Приезжай ко мне, когда захочешь. Станция метро «Тур-Мобур». Я читала контракт, я имею право принимать гостей.

— А вдруг ты случайно войдешь в эту темную комнату?

— Это на меня непохоже. И плевать я хотела на его фотографии.

«Бентли» ждал ее у подъезда. Шофер, за всю дорогу туда и обратно не проронивший ни слова, поставил машину во внутреннем дворе особняка. В сумерках дом показался Сатурнине еще сказочнее.

Она разложила свои вещи во встроенные шкафы, на ее взгляд слишком вместительные. Около восьми часов в дверь постучали.

— Добрый вечер, мадемуазель, — поздоровался вошедший мужчина. — Меня зовут Мелен, я домашний слуга. В котором часу вы позволите мне убраться в вашей комнате и ванной?

— Здесь чисто.

— Разумеется, но моя обязанность — убираться каждый день. Месье приглашает вас разделить с ним ужин: если вы согласитесь, я могу прибраться сейчас.

— Как хотите, — бросила в ответ Сатурнина, направляясь в кухню.

Дон Элемирио созерцал сложенную им пирамиду из яиц и спросил ее, любит ли она яйца. Она ответила утвердительно.

Он тотчас же со знанием дела приготовил омлет, совершенство коего привело Сатурнину в смущение.

— Если вы не против, мы поужинаем здесь же.

Кухонный стол был целиком сделан из органического стекла, приятного и на вид, и на ощупь. Дон Элемирио уселся на высокий табурет и пригласил ее приступать к еде незамедлительно.

Ел он молча, и она украдкой его разглядывала. С какой стати за ним закрепилась репутация соблазнителя? Наружности приемлемой, но и только. Одежда на нем была самая обычная, ничто во всем облике не приковывало взгляд. Что же до разговора, его просто не было. Если бы ее попросили отыскать в нем какое-либо достоинство, Сатурнина бы затруднилась.

  2