Особенно,... 
32 
– Что здесь происходит? – раздался требовательный голос Рональда Майера, ворвавшегося в комнату.
Представшая его взору картина могла испугать кого угодно. Из телефонной трубки, все ее свешивавшейся с кофейного столика, раздавались нечленораздельные звуки. Один стул был перевернут, и все находящиеся в комнате плакали – Карен, Эмили и Кэрри, чье личико быстро восстанавливало свой нормальный цвет с каждым новым глотком воздуха, поступавшим в ее легкие.
– Отвечайте же! – выкрикнул Рональд Майер, при этом его лицо начало покрываться багровыми пятнами.
Но было похоже, что никто здесь не был в состоянии говорить. Эмили находилась на грани потери сознания. Она ухватилась за край стола, чтобы не упасть, и беспомощно глядела на мачеху.
«Расскажи ему, – в отчаянии молча молила она, – расскажи папе, что произошло».
Но Карен, казалось, была в шоке. Все, что она могла делать, это качать головой, безудержно рыдать и изо всех сил прижимать к себе маленькую Кэрри.
– Ну, что ты теперь еще натворила? – закричал отец, обращаясь к Эмили.
– Я ничего не сделала! – хрипло прокричала Эмили в ответ, все еще продолжая держаться за край стола. – Честное слово, папа, я просто…
– Я сыт этим по горло, – решительно проговорил отец. – Я слышу одно и то же изо дня в день. Вон отсюда! – закричал он. – Ступай наверх и оставайся там, покуда я не разрешу тебе спуститься вниз!
Эмили разрыдалась.
– Папа, я не сделала ничего плохого! Карен, скажи же ему, – взмолилась она, обращаясь к мачехе. – Скажи ему, что я просто пыталась помочь.
Карен продолжала плакать.
– Кэрри, – стонала она, всхлипывая. – Мой бедный ангелочек… мое бедное дитятко…
Лицо Рональда Майера стало белым, как полотно.
– Ты попыталась причинить боль малышке Кэрри? – требовал он ответа, снова поворачиваясь к Эмили с выражением, какого она до этого никогда не видела на его лице.
– Нет, – хрипло прошептала Эмили, не спуская с него глаз.
– Уйди отсюда! – прорычал отец, метнувшись через комнату и обнимая Карен и малышку. – Ты слышала меня! – крикнул он, свирепо глядя на дочь из противоположного конца комнаты. – Ступай вон.
«Ну, что же, я уйду, – сказала себе Эмили, взбегая вверх по лестнице. Вихрем пронесясь через свою комнату, она открыла нижний ящик письменного стола. – Где же он?» – плакала она, и слезы застилали ей глаза.
Наконец неуверенными пальцами она нащупала конверт в глубине ящика. Деньги были на месте. Эмили положила их в сумку с ремешком через плечо.
Она уже было вышла из комнаты, но тут, что-то вспомнив, вернулась к столу и снова открыла ящик. Вынув оттуда фотографию матери, Эмили сунула ее в сумку.
– Прощай, комната, – громко сказала она, оглядывая ее в последний раз.
Затем сбежала по лестнице и выскочила через парадную дверь, захлопнув ее за собой изо всех сил.
Час спустя Эмили сидела в одном из наиболее популярных ресторанов в Ласковой Долине «Бокс три кафэ». Перед ней на столе стояли пустая тарелка и стаканчик с кусочками льда на дне. Эмили даже не могла вспомнить, как выпила бутылку содовой и съела десерт, заказанные ею. Не помнила она, и как попала в ресторан. После того как она выбежала из дому, все происходившее с ней было словно в тумане.
Эмили не привыкла ходить в ресторан одна, особенно вечером. Было уже половина восьмого, и столики вокруг были заняты семейными компаниями. Они с удовольствием ужинали, отовсюду слышались веселая болтовня и смех. Но Эмили едва замечала их. Ей нужно выработать план действий, лихорадочно думала она, доставая записную книжку из сумки. Необходимо решить, что делать дальше.
Первая мысль была позвонить Элизабет Уэйкфилд. Ее родители разрешат Эмили остаться у них в доме не более чем на день-два – и то при условии, что она сообщит об этом своему отцу. Но по крайней мере они пустят ее к себе переночевать. А на следующий день в это самое время она будет уже далеко отсюда.
Слишком далеко, чтобы кто-либо мог найти ее.
С той самой минуты, как Эмили вынула из ящика фотографию матери, она знала, что ей нужно делать.
«Я найду ее, – твердила она себе, помешивая соломинкой оставшиеся в стаканчике кусочки льда. – Я как-нибудь доберусь до Чикаго и найду ее».
На глазах у Эмили выступили слезы. С десятилетнего возраста она не слышала от мамы ни слова. Вначале, после отъезда матери, от нее изредка приходили письма. Затем Эмили стала получать весточки только на свой день рождения и на Рождество. Потом только на дни рождения. И наконец…
32 
