— Внимание: атака Эффекто… — сообщил ей корабль, видимо, с какого-то зарезервированного вторичного субстрата. У маленького корабля было четыре других аварийных процессинговых уровня под ядром искусственного интеллекта, но даже им требовались средства для связи с ней через ее костюм, а эти средства были уязвимы — не выдерживали воздействия эффектора, а потому когда все потемнело, погрузилось в тишину и застыло, это произошло очень и очень быстро.
Возможно, даже теперь в корабле еще сохранялась какая-то жизнь на автомеханическом или биохимическом уровне, но если и так, она все равно не имела с ним связи.
И ее невральное кружево тоже не действовало — даже оно было подвержено воздействию эффектора, который вывел из строя «Прижмуривателя». Последняя информация, которую она от него получила, представляла собой сигнал выхода из системы, его послание типа «Мне трындец»; судя по описаниям, которые она слышала раньше, это должно было быть похоже на звук ломающейся хрупкой проволочки в середине твоей головы. Описание оказалось довольно точным. Она восприняла его отчасти слухом, отчасти каким-то внутренним чувством — слабый, ровный щелчок где-то между ушами. Сигнал о том, что ты предоставлена сама себе. Не очень приятное ощущение.
Она не могла понять, зачем они вообще ввели сигнал отказа кружева. Пусть уж лучше бедолага с неработающим кружевом в голове думает, что у него все в порядке. Хотя нет, это было бы ложью, а в Культуре принято говорить правду, какой бы неприятной она ни была, как бы она ни усиливала твое ощущение отчаяния.
Некоторые маргинальные пуристы даже от наркожелез отказывались, а вместе с ними и от систем компенсации боли, потому что считали, что это каким-то образом против «правды». Чудаки.
Она оказалась здесь в ловушке — в костюме, неспособная шевельнуться в гелевой пене, запертая в пилотской кабине, набитой дополнительным оборудованием, внутри корабля, в который, вероятно, и не войти без режущего оборудования.
Единственное, что произошло за это время, — легкий толчок, приблизительно четверть часа спустя после того, как все погрузилось в тишину. Это подало ей надежду: может быть, кто-то пришел на выручку! Но, возможно, это корабль просто ударился о стенку фабрикарии, которую они сканировали, когда подверглись атаке. Вероятнее всего, ударился и отскочил. Теперь летит кубарем, наверно, очень медленно, потому что она не ощущала никакого вращения.
«Что?..»
Судя по последним словам, дела обстояли хреново. У нее не было возможности попрощаться с Ланом. И со всеми остальными. И с кораблем.
«Что?..»
Безнадежно.
Сейчас ей было невыносимо жарко. Она следила за ходом времени, но теперь в голове у нее мутилось. По мере того как ей становилось все жарче, мутилось все — чувства, самоощущение, чувство юмора. Ей это представлялось неправильным, несправедливым. Вокруг царил невообразимый холод — на таком-то расстоянии от центральной звезды системы. И корабль был мертв. Или почти мертв — не вырабатывал энергии и тепла, но при этом она умирала от теплового удара, который сама и инициировала. Если только прежде она не умрет от обычного удушения. Она здесь внутри слишком хорошо изолирована. Холод в конечном счете превратит ее в ледышку, но на это уйдут дни, десятки дней. А то и больше.
А пока внутренние процессы, происходящие в ее теле, всякая химическая ерунда, которая и делает тебя человеком, медленно, но верно доводили до состояния кипения ее мозг, потому что теперь, когда корабль и костюм были мертвы, теплу некуда было уходить.
Удручающая смерть.
По ее подсчетам прошло уже несколько часов. Она отсчитывала время с точностью до минуты, но недавно сбилась, — от жара голова перестала работать, и она забыла — потеряла нить, а теперь уже никак не могла ее подобрать. В какой-то момент она поняла, что ее мертвое тело вернется к абсолютной норме, когда начнет охлаждаться после этого температурного всплеска. Когда это произойдет, спрашивала она себя. В корабле высокая температура, а двойной костюм — прекрасный изолятор. Прежде чем все это тепло рассеется, пройдет немало времени. Несколько дней. Похоже, что так.
В какой-то момент она вскрикнула. Не могла вспомнить — когда. Страхи, разочарования и какой-то первобытный ужас от того, что она оказалась в такой безысходной ситуации — даже пошевелиться не может.
Вокруг ее глаз собрались слезы, которым некуда было скатываться в мертвом прилегающем костюме. Если бы костюм все еще работал, то он бы снял слезы капиллярным способом.