— Потому что я быстрее восстанавливаюсь.
— Можно подумать, я этого не знала… Это был риторический вопрос. Мог не отвечать на него.
— Держи кувшин.
— Мыло подай, пожалуйста.
— Возьми.
— Отворачивайся. Уже пора.
Райвен повернул голову в сторону, рассматривая дыры в шатре.
— Платье нужно сменить, — пробурчала Пенеола.
— Сначала, я тебя оботру.
— Позови Отту.
— У Отты своих дел по горло. Кроме того, вчера ты не сопротивлялась.
— Вчера мы было плевать, кто меня обтирает.
— А сегодня нет?
— Сегодня я соображаю лучше.
Райвен рассмеялся и помог ей слезть с ведра, провожая к матрацу.
— Сейчас вернусь.
«Сейчас вернусь» означало, что он сейчас вынесет ведро с содержимым, выльет все в отхожую яму, сполоснет его, вернется обратно и поставит «горшок» на прежнее место, прикрыв его сверху деревянной крышкой.
— Дерьмо!!! — простонала Пенеола, откидываясь на матрац и прикрывая ладонями свое лицо.
Еще никогда, ни разу в жизни ей не было стыдно за себя так, как сейчас. Беспомощность страшила ее даже больше перспективы навсегда остаться с изуродованным лицом, так и не узнав правды о том, что с ней произошло. И этот…Райвен… В самом ужасном кошмаре она не смогла бы увидеть его таким…таким…
Пенеола застонала, потому что произнести слово «заботливым» вслух у нее язык не повернулся.
— Я вернулся. Сейчас мы поедим, а потом я тебя оботру.
Пенеола присела и уставшими глазами взглянула на свою тарелку.
— Помочь?
Айрин подняла на Райвена глаза и его передернуло. Она никогда не смотрела на него так. Ни укора, ни презрения, ни фальшивого притворства, ни страха, ни ненависти. Райвен не знал, как расшифровывается такой ее взгляд, и это его смутило.
— Ни разу в жизни я не чувствовала себя такой никчемной, — прошептала Пенеола и, взяв в руки ложку, начала ковырять ей кашу.
— Даже, когда болела в детстве?
— Я не помню, чтобы болела в детстве. Не знаю, конечно, какие из воспоминаний об этом периоде моей жизни правдивы, но я вообще не помню, чтобы хоть когда-нибудь нуждалась в ком-то так, как сейчас.
— А ранения… Ты же выжила в том крушении и две недели провела в госпитале.
— Проклятые бомбардировщики… Я не справилась с управлением и рухнула прямо на станцию.
— Ты посадила непилотируемый корабль.
— Детали опустим. Меня на неделю в сон погрузили, а когда я проснулась, уже вполне могла заботиться о себе сама. Странно…
Пенеола посмотрела на Райвена и задумалась.
— Райвен, ты ведь читал меня… Знать сам все это должен…
— Я открою тебе небольшой секрет, — Райвен улыбнулся, отправляя ложку с кашей себе в рот и быстро пережевывая, — невозможно прочесть все.
— Но, все равно ты можешь прочесть гораздо больше, чем я.
— С этим спорить не буду.
— Сейчас твое эго раздавит меня!
Он засмеялся, отворачиваясь и пряча от нее свое лицо.
— Расскажи мне немного о себе, — попросила Пенеола.
Райвен вновь повернулся к ней, приподнимая левую бровь.
— Ну, где родился, вырос. Где учился, как в Академию поступил… Должна же я знать хоть что-то о человеке, который будет в очередной раз меня раздевать?
Пенеола заметила, как в уголках глаз зрячего появляются морщинки смеха.
— Ладно. Я родился на одном из спутников Юги. Мийе.
— Мийе? Я была там.
— Да, была… В общем, семья моя была большой и нас в ней было восемь человек. Мать, отчим и пятеро моих сводных сестер.
— Какой ужас! — засмеялась Пенеола. — Пятеро сестер?
— Да. Платья, украшения, заколки для волос, сложные прически, — я разбирался во всем этом не хуже своей матери.
— А твой отец? Что с ним случилось?
— Он погиб во время одной из стачек с наемниками, которые воровали в моем поселении воду. Мне тогда было три года, и я совсем его не помню.
— Ясно. Значит, ты жил в большой и шумной семье, и родители тебя любили больше остальных, потому что ты был единственным мужчиной в доме, кроме отчима, конечно.
Лицо Райвена застыло на несколько мгновений, а потом его лоб рассекла горизонтальная морщина.
— Я не был любимым ребенком, Айрин. Отчим полагал, что день без пинка под мой зад — зря прожитый день, и такому никчемному мальчишке, как мне, требуется особый контроль и воспитание.