Особенно,... 
100 
– Иду домой, подальше от твоей тарабарщины.
Он встал и принялся заправлять рубашку в широкие штаны-буфы. Даглесс тоже поднялась.
– Тарабарщина? Это что-то новенькое. Николас, погоди, ты не можешь просто так уйти.
Николас круто развернулся, оказавшись лицом к ней.
– Если желаешь докончить начатое… – он кивком показал на землю, – я останусь, а потом хорошо заплачу тебе, только помолчи. Не могу вынести эту скандальную манеру говорить.
Даглесс растерянно хлопала глазами, пытаясь понять, о чем он.
– Платить? Мне? – прошептала она. – Николас, что с тобой стряслось? Ведешь себя так, будто никогда раньше меня не видел.
– Совершенно верно, мадам. Не видел, – кивнул он и, повернувшись к ней спиной, ушел с поляны.
Даглесс, слишком потрясенная, чтобы шевельнуться, осталась на месте. Никогда ее раньше не видел? Что это он мелет?
Она протиснулась через кусты. Непонятно, во что это одет Николас. Черный атласный пиджак, похоже, украшен…
– Это бриллианты? – ахнула она.
Николас подозрительно прищурился:
– Я плачу ворам по заслугам!
– Я не собиралась тебя грабить. Просто уж очень это необычно – усыпанная бриллиантами одежда.
Отступив, она взглянула на него, впервые взглянула на него поближе и увидела, что он изменился. Дело было не в одежде. Не в бороде и усах. Просто лицо стало куда моложе. Лишилось обычной серьезности. Это был Николас. Но совсем иной Николас.
И как ему удалось так быстро отрастить бороду?
– Николас, – спросила она, – когда ты в последний раз был дома? Не в тот раз, когда впервые пришел ко мне, а в своем времени. Какой был год?
Николас накинул на плечи короткий плащ из черного атласа, отделанный горностаем, вывел из-за кустов коня, судя по виду, не менее дикое создание, чем взятый напрокат Сахар, и легко вскочил в седло, такое же большое, как у американских ковбоев, только с высокими деревянными стойками спереди и сзади.
– В последний раз я был дома сегодняшним утром, в году 1560-м от Рождества Христова. А теперь, ведьма, прочь с глаз моих!
Даглесс пришлось прижаться спиной к кустам, чтобы жеребец не растоптал ее.
– Николас, подожди! – крикнула она, но он уже ускакал.
Даглесс, не веря происходящему, смотрела ему вслед, пока он не превратился в крохотную точку на горизонте. Только тогда она опустилась на большой камень и сжала голову руками. Что теперь? Начинать все сначала и снова рассказывать ему о двадцатом столетии, объясняя то, что ее современники принимают как должное? Он приходил к ней из 1564 года, а теперь явился на четыре года раньше. Того, что случилось, еще просто не могло быть.
Она вдруг вскинула голову. Ну конечно! Вот оно! Он узнал о Роберте Сидни, когда был в тюрьме или средневековом эквиваленте таковой, и ничего не смог сделать, чтобы спасти себя и свои поместья. Но на этот раз он возник на четыре года раньше. Теперь у них есть время предотвратить то, что стало причиной его гибели.
Чувствуя себя намного лучше, она встала. Нужно найти его, прежде чем он наделает каких-нибудь глупостей: станет переходить дорогу перед автобусом или выхватит шпагу, вообразив, будто его оскорбили.
Даглесс подняла тяжелую сумку, повесила на плечо и зашагала в том направлении, куда умчался Николас.
Услышав стук колес, Даглесс остановилась на обочине дороги. Измученный ослик тянул двухколесную тележку. Рядом брел мужчина в коротком одеянии, выглядевшем так, словно было сшито из джутового мешка. Голые ноги были покрыты огромными уродливыми язвами.
Даглесс, приоткрыв рот, изумленно уставилась на незнакомца. Тот, заметив девушку, воззрился на нее с не меньшим удивлением. Его лицо было покрыто глубокими морщинами, зубы почти все сгнили. Он так и ел глазами девушку и, задержавшись взглядом на затянутых в чулки ногах, плотоядно заулыбался, показывая свои жуткие зубы.
Даглесс поспешно отвернулась и быстро зашагала прочь. Дорога становилась все хуже, рытвины – глубже, и повсюду валялись лепешки навоза.
– Неужели теперь в Англии заполняют рытвины дерьмом? – пробормотала она.
На вершине маленького холма она остановилась и посмотрела вниз. Там располагались три маленьких домика с черепичными крышами и участками голой земли, по которой бегали куры, утки и дети. Из одной хижины вышла женщина в длинной юбке и опорожнила ведро у самой двери.
Даглесс принялась спускаться с холма. Может, она сумеет узнать дорогу у женщины?
Но на полпути она замедлила шаг. Даже на этом расстоянии до нее доносилась ужасная вонь. Животные, люди, остатки гниющей пищи, груды навоза… все источало невыносимый смрад. Даглесс зажала пальцами нос и старалась дышать ртом. Ну и ну! Английскому правительству следовало бы сделать что-то с этим милым местечком. Люди так жить не должны!
100 
