Особенно,... 
102 
Женщины, спотыкаясь, скрылись в хижине как раз в тот момент, когда догоревшая спичка обожгла пальцы. Даглесс уронила уголек и бросилась бежать.
Оставив позади смердевшие дома и ухабистую дорогу, она скрылась в лесу. И когда совсем задохнулась, села на землю и прислонилась к дереву.
Выходит, что, лишившись сознания в церкви, она очнулась в шестнадцатом веке. И теперь она здесь, совершенно одна – Николас ее не знает, – иначе говоря, попала в те времена, когда еще не изобрели мыло… ну, во всяком случае, широко оно не применялось. Мало того, люди считают ее ведьмой.
– Как же мне все рассказать Николасу, если я даже не увижу его? – прошептала Даглесс.
С неба упали первые холодные капли дождя. Даглесс проворно достала зонтик и раскрыла над головой. Именно в этот момент она впервые по-настоящему увидела свою потрепанную, старую дорожную сумку. Эта сумка была у нее много лет. Даглесс повсюду ездила с ней, куда бы ни вздумала отправиться. Постепенно девушка наполняла ее всем необходимым для путешествия: косметикой, лекарствами, туалетными принадлежностями, набором для шитья, ночными сорочками, пакетиками с орехами, выдаваемыми в самолетах, фломастерами – словом, трудно было перечислить все, что в ней умещалось. А уж добраться до дна казалось настоящим подвигом.
Даглесс прижала к себе сумку, защищая от дождя. Чувствуя, что это ее единственный друг. Что же теперь делать? Следует обязательно открыть Николасу глаза, а потом вернуться в свое время. Она уже поняла, что не желает жить в этой отсталой стране, среди грязных, невежественных людей. Пробыв здесь не больше часа, она уже тосковала по горячему душу и электрическим одеялам.
Дождь усилился, и Даглесс съежилась под зонтиком. Земля под ней промокла, и она уже подумывала подостлать под себя журнал, но кто знает, может, придется продавать журналы, чтобы заработать на жизнь.
В отчаянии она прижалась лбом к коленям.
– О, Николас, где ты? – прошептала она, вспоминая ночь их первого знакомства. Она рыдала в убогом сарае, а он пришел за ней и утверждал, будто услышал ее «зов». Тогда это сработало. Может, сработает и сейчас.
Опустив голову, она сосредоточилась на попытках вызвать Николаса. Просила приехать как можно скорее. Представляла, как он подъезжает к ней, думала о проведенных вместе днях. Улыбалась, вспоминая выбранный ею обед, который состряпала хозяйка пансиона: початки кукурузы, авокадо, жареные ребрышки и манго на десерт. Николас смеялся, как мальчишка! Как он восторгался книгами, как критиковал современную одежду! И еще он умел играть на пианино…
– Приди ко мне, Николас, – прошептала она. – Приди ко мне.
Сумерки уже сгущались, и дождь становился все сильнее, когда рядом появился Николас на могучем вороном жеребце.
– Так и знала, что ты приедешь! – улыбнулась она.
Вместо ответа он хмуро уставился на нее:
– Леди Маргарет желает тебя видеть.
– Твоя мать? Твоя мать хочет меня видеть?
Трудно сказать наверняка, но, похоже, он был ошеломлен ее осведомленностью.
– Согласна, – кивнула Даглесс, поднимаясь и вручая ему зонтик, после чего протянула руку в надежде, что он поможет ей сесть в седло.
К ее полному изумлению, он взял зонтик, с интересом осмотрел и, подняв над головой, ускакал. Растерянная, Даглесс осталась стоять под проливным дождем.
– Ну и… – начала она. Значит, он решил, что она пойдет пешком?!
Даглесс спряталась под деревом, где было относительно сухо, и стала ждать. Немного погодя вернулся Николас, по-прежнему держа над собой раскрытый зонтик.
– Немедленно иди за мной, – приказал он.
– Я что, должна брести под дождем? – завопила она. – Ты восседаешь на коне, пока мне приходится тонуть в грязи и тащиться за хвостом твоего жеребца? Да еще и мой зонтик стащил! Тебе только это и было нужно?!
Николас на мгновение смутился:
– Ты ведешь странные речи.
– Не такие странные, как твои устаревшие идеи, Николас. Я замерзла, голодна и с каждой минутой промокаю все сильнее. Помоги мне сесть в седло, и поедем к твоей матери.
Николас, не ожидавший такой дерзости, невольно улыбнулся и протянул ей руку. Даглесс поставила ногу на его сапог и оказалась на спине жеребца, не в седле, а именно на жестком неустойчивом конском крестце. Даглесс обняла Николаса за талию, но он оторвал ее руки, рывком положил на высокую спинку седла и вручил ей зонтик.
– Держи это надо мной, – велел он, пришпорив коня.
102 
