Даглесс с улыбкой встала из-за стола и пошла за Гонорией, пообещавшей еще раз показать ей, как плести кружева из льняных ниток. Сама Гонория плела чудесную манжету с именем Даглесс, окруженным странными птичками и животными.
Склоняясь над работой, Даглесс ощущала покой и довольство. Она сумеет помочь Люси, а вчера Николас что-то вспомнил о своем пребывании в двадцатом веке.
Она то и дело поглядывала на сверкающий на большом пальце изумруд. Нет никакого сомнения, скоро к нему вернется память, и она добьется того, чего не сумела достичь в тот раз.
Глава 27
Голова Николаса раскалывалась, да и на ногах он держался не слишком твердо. Он так и не спал всю ночь, поэтому видения больше его не преследовали, зато с самого утра в ушах продолжал звучать голос женщины.
«Что, если ты ошибаешься?» – повторяла она.
Ошибается? Но в чем? В том, что считает ее ведьмой? И те видения, которые она вложила ему в голову, – неоспоримое доказательство его правоты.
Так и не придя в себя, он спустился вниз, чтобы потренироваться на шпагах со своими людьми. Он едва не прикончил первого же противника, яростно орудуя шпагой и не обращая внимания на растерянный вид рыцаря. Обычно он не был так агрессивен, но сегодня ничего не видел от головной боли и застилавшей глаза ярости. И поэтому нападал снова и снова. Рыцарь, опустив шпагу, поспешно отступил.
– Сэр? – удивленно пробормотал он.
– Ты собираешься драться, как мужчина, или нет? – взревел Николас, кидаясь в бой. Может, если он доведет себя до изнеможения, голос, звучавший в ушах, стихнет, а стоящее перед глазами лицо женщины померкнет.
Он успел измотать троих противников, прежде чем четвертый, только вступивший в поединок, вывел его из строя. Николас прыгнул вправо, вместо того чтобы переместиться влево, и шпага рыцаря пронзила левое предплечье, почти дойдя до кости. И пока Николас тупо пялился на свою окровавленную руку, перед ним снова возникла картина.
На этот раз все было по-другому: вместо того чтобы видеть сон, он сам оказался его участником.
Он шел рядом с рыжеволосой женщиной по странной улице. Они остановились перед зданием со стеклянными окнами, окнами, о существовании которых он даже не подозревал. Рядом проехала большая уродливая металлическая телега на колесах, но он и не пытался ее рассмотреть. Вместо этого ему не терпелось рассказать женщине, каким образом он получил этот шрам. Да-да, он утверждал, что его ранили в тот день, когда утонул Кит.
Видение пропало так же внезапно, как и появилось. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на земле. Вокруг столпились встревоженные рыцари, а один из них пытается остановить кровь.
Но у Николаса не было времени поддаваться боли.
– Оседлайте двух коней, – спокойно велел он. – Одного под дамским седлом.
– Коней? Вы хотите куда-то ехать с женщиной? Но, милорд, ваша рука…
Николас устремил на него ледяной взор:
– Для леди Монтгомери. Она…
– Но она едва держится в седле, – презрительно бросил другой.
Николас неуклюже, опираясь на кого-то, поднялся с земли.
– Перевяжите меня, чтобы остановить кровь, а потом оседлайте двух коней – мужскими седлами. И побыстрее. Не тратьте времени зря, – тихо, но властно приказал он.
– Привести женщину? – спросил рыцарь.
Николас терпеливо выждал, пока ему туго затянут рану чистой тряпкой, и посмотрел на окна дома.
– Она придет, – уверенно бросил он. – Вот увидите. Она сама придет.
Тем временем Даглесс, не прерывая работы, слушала пикантную историю о том, как одна дама пыталась завлечь в постель мужа подруги. Она так увлеклась, что только охнула, когда яростная жгучая боль внезапно пронзила предплечье. Даглесс от неожиданности упала с табурета и с грохотом приземлилась на пол.
– Моя рука! Кто-то ранил меня в руку! – причитала она, горько плача.
Гонория вскочила и, подбежав к Даглесс, встала перед ней на колени.
– Растирайте ей ладони. Не дайте лишиться чувств, – командовала она, поспешно развязывая и спуская рукав Даглесс. Девушка стонала все громче. Гонория, встревоженно хмурясь, отвела руку Даглесс от груди и подняла полотняный рукав блузы. На первый взгляд все было в полном порядке. Даже кожа не покраснела! – Я ничего не вижу, – испуганно пробормотала Гонория. Даглесс ей нравилась, но уж больно странно себя вела. Сэр Николас обвинил ее в ведьмовстве. Может, эта боль и есть признак ее дурных намерений?