Особенно,... 
73 
Даглесс почти читала его мысли. Авторитет Адама Монтгомери позволит молодому ученому подняться выше по карьерной лестнице. Но Даглесс промолчала. Честолюбие – это не так уж плохо. Кроме того, она позволит Ли обольщаться. Пусть верит во что хочет, если это поможет им узнать секрет матери Николаса.
– Сундук стоит в моей комнате, – сообщил Ли. Даглесс отметила, что он стал смотреть на нее теплее с той минуты, как узнал, кто ее отец. – Может, после ужина вы захотите… э… посетить меня.
– Конечно, – кивнула Даглесс, представляя, как весь остаток вечера бегает вокруг стола в попытках избежать знаков его внимания.
При мысли о столе она случайно взглянула на Николаса и увидела, что тот гневно уставился на нее. Девушка, улыбаясь, отсалютовала ему бокалом и глотнула вина. Изнемогавший от ярости Николас резко отвернулся.
После ужина Даглесс вернулась к себе за блокнотом и кое-какими вещами, в том числе сумочкой. Совсем неплохо подготовиться к долгой ночи, проведенной за бумагами четырехсотлетней давности.
В поисках комнаты Ли она умудрилась дважды заблудиться, повернув не туда. И помедлила перед открытой дверью, услышав зазывный голос Арабеллы.
– Но, дорогой, я так боюсь оставаться одна по ночам!
– Неужели? – удивился Николас. – А мне казалось, что вы уже давно распрощались с детскими страхами.
Даглесс красноречиво закатила глаза.
– Позвольте мне наполнить ваш стакан, – предложила Арабелла. – А потом я хотела бы показать вам кое-что… э… в моей комнате.
Даглесс поморщилась. До чего же мужчины глупы! Если верить кухарке, Арабелла показывала кое-что в своей комнате каждому мужчине, посещавшему Гошоук-Холл.
Даглесс с коварной ухмылкой принялась рыться в сумочке. Найдя то, что искала, она смело вошла в гостиную. Здесь горел всего один тусклый светильник – остальные лампы были выключены. Арабелла наполнила бурбоном стакан для воды. Николас сидел на диване в расстегнутой почти до пояса рубашке.
– О, ваше сиятельство, – деловито начала Даглесс, обходя комнату и включая все попадавшиеся на пути лампы, – вот калькулятор, который вы просили принести. Но он заряжается на свету и будет работать только в ярко освещенной комнате.
Николас с интересом воззрился на маленький калькулятор, который протягивала Даглесс, и, стоило ей нажать на кнопки, громко ахнул:
– Он может складывать?
– И вычитать, и умножать, и делить. Смотрите, вот ваш ответ. Скажем, вы хотите вычесть год тысяча пятьсот шестьдесят четвертый, когда ваш предок был обвинен в государственной измене, а вы навсегда потеряли фамильное состояние, из тысяча девятьсот восемьдесят восьмого. Получается четыреста двадцать четыре года. Четыреста двадцать четыре года, за которые нужно успеть исправить ошибку и не позволить вашим потомкам смеяться над вами… то есть, я хотела сказать, над ним.
– Вы… – процедила Арабелла, настолько возмущенная, что едва могла говорить, – немедленно покиньте эту комнату.
– Ой! – с невинным видом воскликнула Даглесс. – Неужели я вам помешала? Прошу прощения, мне ужасно жаль. Я не хотела… это всего лишь моя работа… – Повернувшись, она зашагала к двери. – Прошу, продолжайте с того места, на котором я вас прервала.
Выйдя, она побрела было по коридору, но передумала и на цыпочках вернулась к двери. И увидела, как в комнате вновь потемнело.
– Мне нужен свет! – запротестовал Николас. – Эта машина без света не работает.
– Николас, ради всего святого, это только калькулятор. Положите его.
– Удивительная машина. Что это за знак?
– Проценты, но я не пойму, какое это имеет значение.
– Покажите, как их вычислять.
До Даглесс донесся тяжкий вздох Арабеллы. Улыбающаяся, довольная собой, девушка продолжила поиски комнаты Ли. Подумать только, он встретил ее в шелковом смокинге! Даглесс едва удержалась от смешка. При взгляде на его лицо и стакан с мартини, который Ли держал в руках, Даглесс поняла, что ни о каких бумагах не может быть и речи. Самое большее, на что можно надеяться, – выслушать неопровержимые доводы, требующие непременно лечь с ним в постель.
Даглесс взяла протянутый им стакан с мартини, пригубила и поморщилась. Она ненавидела мартини, и больше всего – сухой.
Ли принялся расписывать, как прекрасны ее волосы, как он был удивлен, обнаружив столь роскошную женщину в этом заплесневелом старом доме, как изумительно она одевается и какие крохотные у нее ножки. Даглесс украдкой зевнула и, дождавшись, пока он станет наполнять ее стакан, потихоньку вынула из сумочки две капсулы транквилизатора, открыла их и высыпала содержимое в мартини Ли.
73 
