P.S. А что будет, если филопат налезет на филофоба, мне неведомо, но вполне допускаю и аннигиляцию, и вечный двигатель.
Че
В жизни рефлексирующего человека бывает момент, когда он вдруг осознаёт какое-нибудь животное, и отнюдь не то, за которым он замужем. Не отождествляется с ним, а осмысляет способ его существования, и это знание не только дополняет, но и чуть меняет картину мира. Кажется, такое было у Линор Горалик с жирафом и проехидной, а у Юлии Идлис — с кошкой-сфинксом.
У меня тоже случилось, и я какое-то время пыталась ни с кем не делиться, потому что в полной мере инсайты не передаются ни словами, ни половым путём, а если всё же передались, то это другое, и лучше бы вы предохранялись.
Но утерпеть невозможно, поэтому сейчас вы узнаете о черепахе.
Когда черепаха простужается, у неё зарастают ноздри.
На этом можно бы и закончить, но вы же не осознаете всей глубины.
Дело в том, что по лицу практически невозможно оценить её состояние. Она не ластится, не пищит, не жалуется, не завидует, не превозносится, не гордится и практически не бесчинствует. Я в принципе не понимаю, зачем держать в доме животное, с которым нельзя спать, но иметь рядом того, кто почти не способен на обратную связь и не умеет подать сигнал бедствия, это даже как-то жутко. Почти всегда она ведёт себя как булыжник, а в сложных случаях начинает зарастать ноздрями, вместо того чтобы поговорить об этом.
Единожды за жизнь мне пришлось быть ситтером греческой черепахи Самсона, который две недели лежал камнем, а потом начал бегать по аквариуму на огромной скорости и вставать на задние лапки у стекла, показывая красивый вогнутый живот (что и определяло его как самца — эта вогнутость, назначенная под чужой панцирь). Я обрадовалась и позвонила его хозяйке:
— Не зря мой муж говорит, что я и мертвого подниму! Самсончик-то разрезвился!
— Чёрт, — сказала она, — чёрт, чёрт, чёрт.
— Не ревнуй, пожалуйста, меня просто любят животные.
Оказалось, Самсончика продуло при переезде, и я наблюдаю первую стадию пневмонии, при которой черепахи иногда совершают конвульсивные движения, потому что задыхаются. (Его спасли, если интересно.)
Далее.
Красноухая черепаха живёт в воде, но если в аквариуме не обеспечить для неё надёжный островок суши, она однажды устанет и утонет.
Сухопутные черепахи вполне способны застрять под батареей и умереть.
Трионикс (и даже самка) выглядит так, что если бы Госдума знала о его существовании, она бы его запретила и отдала под суд.
И так далее, и так далее.
А теперь вдумайтесь.
Вы не умеете подавать сигнал бедствия.
Каждый встречный легко и с радостью сделает из вас суп и шкатулочку.
Вас очень просто убить, поместив в морозильник.
Вы похожи на член.
В трудной ситуации у вас зарастают ноздри.
Вы живёте в воде, но способны утонуть.
И ещё многое страшное.
Спрашивается, что же может сделать человек, чтобы соблюсти вашу хрупкую жизнь и душевное здоровье?
Единственное.
Оставить в покое. В естественной среде черепаха живёт сто лет, её, конечно, можно убить долотом и киянкой, но это уже неестественное течение событий.
Если же проникнуться идеей об оставлении в покое — без себя, — как о возможном способе спасения живого существа, а потом распространить этот опыт на какие-нибудь ваши сложные отношения, то иногда открывается бездна, и оттуда что-то нехорошо смотрит триониксом.
Не моя маска
Говорила с подругой о всяких мелких, но едких неприятностях, и она вдруг сказала: «Единственное, чего я боюсь, — что у меня на лице отпечатается такое выражение, как сейчас».
И я подумала, что это в самом деле серьёзно, серьёзней, чем её текущие проблемы. И вот что вспомнила о себе.
Однажды я закончила неприятный телефонный разговор — меня ругали и стыдили (долго, нудно и не в первый раз) за поступки, которых я не совершала, — и стала собираться на прогулку. У нас неподалёку есть река, она умеет показывать всякие утешающие штуки, около неё удобно переживать несовершенства мира. Но когда я подошла к зеркалу, чтобы раскрасить физиономию, на меня взглянул незнакомый человек с жестоким взглядом.
Нет, даже не глаза — всё лицо было нехорошим, но, надо признать, красивым.