Особенно,... 
109 
— Другие дети.
— Почему?
— Потому что... если они спросят меня, кто мой отец, мне нечего будет ответить.
Едва ли Джемет могла внушить сыну такие мысли. Скорее, это были его собственные переживания.
— Если ты придешь со мной, никто не будет смеяться, — сказал Тамит.
Ребенок облегченно вздохнул.
— Ты вернулся с войны? — спросил он.
— Да.
— Ты видел фараона?
— Видел. Он очень храбро сражался! Египетскому войску удалось остановить хеттов только благодаря Рамсесу.
— Мы с друзьями играли в эту битву! — воскликнул мальчик, и Тамит вспомнил свое детство, безумные фантазии, увлекательные игры. Игры с Тией.
Амени не успел продолжить рассказ — ворота открылись и Тамит увидел Джемет.
— Ты здесь, Амени? Я тебя ищу! — сказала она и только потом посмотрела на Тамита.
Ее лицо оживилось, в глазах появился блеск.
— Ты вернулся!
— Да.
— Твои родители сходили с ума, считая, что ты погиб. Но я знала, что ты жив.
Казалось, Джемет хочет обнять Тамита, но она этого не сделала. Взяв сына за руку и устыдившись минутной слабости, она быстро произнесла:
— Пойдем, Амени.
— Я тоже рад видеть тебя, Джемет, — мягко произнес Тамит.
Молодая женщина обернулась.
— Однако ты не выказываешь желания поговорить со мной и никогда не приходишь в мою комнату.
— Ты же знаешь, что я не могу.
Джемет открыла ворота и втолкнула мальчика внутрь.
— Подожди меня во дворе, сынок!
Тамиту казалось странным стоять возле ворот собственного дома, но ему не хотелось обижать Джемет. Ничего не случится, если они немного поговорят. Главное, чтобы ни ее, ни его не потянуло говорить правду.
— Что тебе мешает? — спросила Джемет. Она подошла вплотную и произнесла упавшим голосом: — Там, откуда ты пришел, у тебя была женщина. Я вижу это в твоих глазах.
— Тебе обидно, что твое ложе остается одиноким, Джемет? — В тот же миг Тамит понял, что сказал не то, что следовало, потому что глаза молодой женщины сузились и в них мелькнуло презрение.
— Ты знаешь, я не из тех женщин, чье ложе слишком долго остается пустым! Даже Хетес, который считает себя твоим другом, не так давно предлагал разделить мое одиночество. Мне обидно от того, что мне некому подарить свое сердце. Потому я рада, что у меня есть Амени.
— Я обещал мальчику, что отведу его в школу.
Джемет пожала плечами.
— Зачем?
— Он должен научиться читать и писать.
Молодая женщина усмехнулась.
— Правда? С чего бы тебе заботиться об Амени, Тамит? Ведь это не твой ребенок!
Она открыла ворота и вошла во двор. Немного подождав, Тамит направился следом.
Тия, Инара, а теперь еще и Джемет с Амени — его совесть не выдержит такого груза! На мгновение тоска по недавнему прошлому больно резанула сердце, но он постарался затолкать ее в невидимую комнату в глубинах своей души и захлопнуть дверь.
Очутившись во дворе, Тамит остановился, наслаждаясь блаженным покоем. Аромат цветов вмиг уничтожил запахи улицы, а тень деревьев охладила разгоряченное тело.
Молодой человек удивлялся причудам времени. Казалось, еще недавно он находился среди хеттов, а сейчас стоит возле дома, который прежде не смог бы назвать своим даже в самом чудесном сне. По широким каменным ступеням сбежал черноволосый красавец и заключил Тамита в объятия.
— Иногда мне кажется, что ты способен появиться из-под земли!
Тамит вспомнил, что сказала Джемет, и его посетило неприятное чувство. Хетес никогда не отличался разборчивостью. Он жил только для себя и не скрывал этого.
Молодой человек отстранился.
— Мать дома?
— Да.
— Я позову тебя позже, — сказал Тамит. — Мне нужно с тобой поговорить.
Уна не выбежала навстречу, хотя слуги наверняка успели сообщить о том, что ее сын вернулся. Она сидела в зале не двигаясь, так что ни одна складка ее одежды не шевелилась.
Тамит бросился вперед, упал на колени и обвил ее ноги руками, будто она была священной статуей или богиней. Он почувствовал ее руку на своих волосах, а потом ощутил, как тело Уны сотрясается от рыданий.
Юноша поднял голову. Тамита всегда поражали глаза матери, ее взгляд, способный, казалось, проникать в сокровенные глубины души, видеть его мечты и надежды, читать тайные мысли. Он был светлым и нежным, как у юной девушки, и вместе с тем полным той печальной серьезности, какая может появиться только в зрелые годы.
109 
