88 
Полин в слезах снова отправилась к Гаю, но тут вспомнила, что как раз утром доверенный сэра Руперта принес полугодовую арендную плату за поместье. Она видела, как муж положил деньги в сейф. Он всегда хранил их там, пока не вносил на свой банковский счет.
Полин с Гаем решили на время взять эти деньги. «Я в понедельник продам свои акции и верну всю сумму. Старик ничего не узнает», — предложил Гай. «Он не поедет в банк до среды», — успокоила его Полин. Гай знал шифр сейфа, и долг Полин был возвращен.
— Лучше бы она все рассказала мужу, — сказала Скай.
Она тоже так подумала, когда сэр Руперт вызвал их с Гаем в свой кабинет, чтобы сообщить о том, что их ограбили и что он собирается обратиться в полицию. Он обнаружил пропажу денег, когда доставал из сейфа какие-то бумаги. Гаю оставалось одно — взять всю вину на себя. Он сказал, что позаимствовал деньги для своих нужд. «Зачем тебе понадобилась тысяча фунтов?!» — пришел в ярость сэр Руперт. Если бы он хоть на секунду взглянул на Полин, то понял бы все. Но он был слишком занят допросом племянника. «Я все верну в понедельник», — защищался Гай, но сэр Руперт был неумолим. «Я тебя не об этом спрашиваю!» — закричал он на племянника.
Конец предугадать несложно. Оба были слишком вспыльчивы, чтобы сдерживать себя в гневе, и каждый считал только себя правым. Гай полагал, что дядя должен доверять ему, а сэру Руперту не нравились уклончивые ответы. В итоге они наговорили друг другу непростительные вещи. Сэр Руперт назвал Гая вором, а тот ушел из дома и сказал, что никогда больше не вернется.
Полин была очень расстроена, но все же никак не решалась рассказать правду. «Не переживай, дорогая, — утешал ее сэр Руперт. — Этот юнец знает свою выгоду. Он скоро вернется с повинной и попросит прощения».
Но Гай Тримейн так и не вернулся. В понедельник сэр Руперт получил тысячу фунтов, а через несколько недель узнал, что племянник продал свои акции и машину, закрыл счет, избавился от квартиры в Лондоне и пропал.
Сэр Руперт уже начал серьезно беспокоиться, когда Полин наконец рассказала ему всю правду. Он был слишком расстроен, чтобы рассердиться на нее. Вместо этого они вместе стали искать Гая. Они написали всем родственникам за границу на случай, если он остановился у кого-нибудь из них, а потом, когда узнали, что я еду в Аргентину, попросили меня навести справки здесь.
Я сделал все что смог, но Южная Америка слишком велика, чтобы найти здесь одного человека. Я посылал запросы в посольства, связывался с друзьями в Патагонии и Перу и даже просил одного бизнесмена, который направлялся в Марипозу, разузнать о Гае там. Вряд ли я бы смог сделать больше.
— В любом случае они не знали, что он изменил имя, — сказала Скай.
— Я и подумать не мог, что он так поступит, — согласился Джимми. — Хотя на самом деле он лишь перевел свое имя на испанский. Думаю, сэр Руперт одобрил бы такой поступок.
Джимми замолчал, потому что на палубу поднялся Эванс и сказал, что Эль Дьябло проснулся.
— Он попросил есть. Я дал ему то, что разрешил доктор, но он хочет еще.
Скай хитро улыбнулась:
— Эванс, дай ему все, что он хочет. Он всегда добивается своего.
— Хорошо, мисс, — неодобрительно ответил Эванс.
Скай ходила по палубе и ждала, пока Эль Дьябло поест. Она думала о Полин. На самом деле Джимми рассказал ей больше, чем знал сам. Она узнала об Эль Дьябло много того, что раньше казалось ей непонятным. Его ненависть к обществу — в этом была виновата Полин. Его презрение к женщинам, к их бесчестной натуре — и в этом была виновата Полин. Но, несмотря на это, он любил ее!
Возможно, он уже никогда не полюбит другую. Скай вспомнились слова Эль Дьябло о том, что его чувство к ней не имело ничего общего с любовью.
— Оставь, не трогай меня! — запротестовала она, когда в очередной раз после ужина он заключил ее в объятия.
Эль Дьябло лишь смеялся над ее тщетными попытками освободиться.
— Что же мне делать? — начал он, издеваясь. — Может, поболтать с тобой? Женские губы созданы для поцелуев.
— Ты говоришь только про тех женщин, которых знал! — выпалила Скай.
— Есть два типа женщин: те, которых желают, и те, которых нет.
— Твои слова были бы полным фарсом, если бы не звучали так оскорбительно.
— Только не для тебя, потому что ты как раз из тех, которых очень сильно желают.
— Самое большое оскорбление для меня — это то, что ты так думаешь.
88 
