24 
Да. На Америку это было совсем не похоже. Дайте мне время, думала Саманта, просто немного времени, и моя душа успокоится здесь, так же как успокоилось тело.
— Должно быть, туристы не хотят отсюда уезжать.
— Что ж, у них неплохой вкус.
И она хотела бы жить здесь, неожиданно подумала Саманта. Только как раз это и невозможно. Она должна жить только в Америке, чтобы Рауль не смог добраться до нее. Саманта вздохнула.
— Надо же, и вся эта красота — твоя…
— Никто не может владеть красотой.
— Фил полагает, что это не так.
— Твой Фил — идиот. И на твоем месте я бы поостерегся, ему доверять.
— Ты к нему несправедлив. И вообще, не порти такой чудесный вечер.
Лучший вечер из всех, что у нее когда-либо были за эти годы.
— Фил был невероятно добр ко мне. Даже не представляю почему.
— Потому что ты — красавица.
Она в замешательстве вскинула на него глаза, но он был абсолютно серьезен. Сердце забилось сильнее и чаще. И она не смогла удержаться от глупого вопроса:
— Ты правда так считаешь?
— Было бы странно считать иначе.
Он торопливо отвел взгляд в сторону. Это было трудно. Вот она перед ним, вся как на ладони. Огромные лучистые глаза, осененные неправдоподобно длинными ресницами — он знал, как страсть способна затуманить их. Лицо с правильными и четкими чертами, шелковистая кожа, когда-то горевшая под его пальцами, нежно ласкавшими ее. Золотые волосы, буйной волной расплескавшиеся по плечам, и сами эти нежные плечи… Точеная спина, высокая грудь. Он помнил ее всю, не мог не помнить.
Порыв ветерка еще плотнее прижал юбку к ее длинным стройным ногам, и Рауль с тревогой подумал, что у него намечаются сложности. Она слишком сексуальна, а он слишком сильно хочет ее.
— Взгляни, Рауль, как здорово — летучие мыши!
Маленькие стремительные черные тени носились над ярко освещенным бассейном, а в его груди неожиданно вспыхнуло жаркое, всепожирающее пламя. Их взгляды встретились. Электрический разряд, или что-то вроде того, пробежал между ними; каждый мускул в его теле был напряжен как струна… Он даже не заметил, когда его руки обвились вокруг ее талии, а ее тонкие пальцы трепетно коснулись его шеи.
Они застыли, бессознательно оттягивая тот момент, когда их губы сольются в поцелуе, но и ожидание это было прекрасно, как прекрасна и нежна была ее атласная кожа, ее волосы… Он наклонялся к ней очень медленно, и стон рвался из ее груди — а Рауль очень хорошо помнил, в какое блаженное неистовство любви повергали ее его ласки раньше. Он сдерживался изо всех сил, хотя каждая клеточка его тела кричала, вопила, молила о близости, хотя все его бешеные инстинкты звали сорвать с нее одежду, прижать к себе обнаженное и трепещущее тело и любить, любить ее до беспамятства, до боли, до полного забытья…
Они смотрели в глаза друг другу, не говоря ни слова. Слова были не нужны — за них говорили их тела. Ближе, ближе…
Он никогда в жизни не испытывал такого. Целый мир, вся вселенная сошлись для него в нежных губах этой женщины. Трепещущие, теплые, жадные, они отвечали на его поцелуй. Мед и нектар твои губы, любимая, и нет ничего слаще на этом свете…
Краем сознания он отмечал, как она дрожит в его объятиях, как выгибается в сладострастной муке. Его поцелуи становились все горячее, все ненасытнее, и вот уже она отвечает ему, все более страстно, доверчиво и ненасытно.
Близость этого тела, тепло ее кожи обжигали его, заставляя разум умолкнуть, скрыться, замолчать. Теперь их тела двигались в едином томительном и зовущем ритме, и, когда он ощутил под нетерпеливыми руками опаляющий жар ее бедер, мир едва не взорвался. Он шептал ее имя в промежутках между поцелуями, она отвечала стоном, прерывистым дыханием, мольбой о любви, которой они были лишены так долго.
Ничего не было больше в этом мире, на всей этой земле — только два жарких от страсти тела, только припухшие от поцелуев губы, только ласки, одновременно сжигающие обоих и возносящие на вершины блаженства, туда, где человек становится подобен древним титанам, туда, где нет иных желаний, кроме одного: любить друг друга, отдавать и брать, постигать тайный смысл и удивляться простоте вечной истины — любовь венчает все.
Она судорожно расстегивала его рубашку. Опустив глаза, он видел ее нежное личико на фоне своей бронзовой от загара кожи, видел безумие страсти в ее глазах… Дрожа от нетерпения, он разделался с застежкой юбки, почти сорвал с нее топ, ощутил под ладонями шелковую податливость напряженной от возбуждения груди. Вне себя от желания, он ласкал ее тело, про себя отмечая, как напрягаются мышцы ее гибкой спины, как вся она бьется в его жадных руках, желая лишь одного — слиться с ним и стать единым с ним существом…
24 
