«Время лечит все», — вспомнила Джин старую истину и подумала, что, может быть, со временем затянутся и ее душевные раны и одиночество перестанет казаться ей ужасным, и тогда, вполне возможно, она снова с радостью встретится с матерью. И она будет рада поговорить с ней, обрести друга в этой, в сущности, очень одинокой и несчастной женщине, которая так много перестрадала в своей жизни.
Да, ей есть за что благодарить судьбу! «Слава Богу за все», — произнесла она про себя, а вслух прошептала:
— Мне не о чем жалеть! Не о чем!
Снова приоткрылась дверь, и на пороге показалась миссис Лоусон.
— Вас желает видеть какой-то джентльмен, моя дорогая! — сказала она, но еще не успела закончить фразу, как ее легонько отодвинули в сторону и в комнату вошел мужчина.
Толли остановился на пороге и впился в девушку долгим взглядом. Джин он показался еще более красивым и статным, чем она его запомнила. А может, просто его облик не вязался с убогой обстановкой комнатки, которую хозяйка называла своей гостиной. Она услышала, как миссис Лоусон тихонько прикрыла дверь, оставив их одних. Джин молчала, не в силах вымолвить ни слова. Она боялась даже пошевелиться, и лишь руки предательски дрожали, выдавая ее потрясение, и она спрятала их под шалью.
— Ты болела? — спросил Толли хриплым от волнения голосом.
— Да, — едва слышно прошептала она в ответ.
— Но почему ты ничего не сообщила мне? Почему не дала знать? Почему уехала?
Как ни странно, она совсем не испугалась его вопросов. Меньше всего они были похожи на вопросы сурового следователя, ведущего допрос. В голосе Толли не было знакомых ей командных ноток. Напротив! В нем слышались тревога, волнение, мольба… и что-то еще, что-то такое, от чего учащенно забилось сердце.
Она молчала. У нее не было заготовленных слов, которыми можно было бы легко и просто объяснить все произошедшее. Кровь прилила к ее лицу, в ушах послышался звон, и одновременно сладкая истома охватила все ее тело. Казалось, еще немного — и она лишится чувств.
Он подошел ближе и склонился над ней.
— Ты болела, — снова повторил он, не столько вопрошая, сколько утверждая.
— Но мне уже лучше! — поспешила заверить его Джин.
— А я с ума сходил все это время! Перевернул весь Лондон вверх дном!
— Зачем? — искренне удивилась Джин.
— Хочешь знать зачем? — спросил он прежним требовательным тоном, и девушка отвела взгляд.
— Прости, что доставила тебе столько хлопот, — начала она дрожащим голоском. — Но я думала, что так будет лучше.
— Лучше для кого? Для тебя или для меня?
— Для тебя, конечно! Я поняла, что моя миссия окончена и что… я тебе больше не нужна и… потому…
— Что значит «не нужна»?
— Я подумала, — проговорила она тихо и подняла на него глаза, — я подумала… что ты… что вы с мисс Мелчестер…
— При чем здесь Мелия?
— Но ведь она…
— Она выходит замуж за Эрнеста Дэнкса! — нетерпеливо перебил ее Толли. — Объявление об их помолвке должно появиться со дня на день. Разве ты не в курсе, что премьер-министр скончался три дня тому назад?
— Нет, я не знала! — растерянно прошептала Джин.
— Но не это главное! А главное — это то, что накануне своего отъезда из Сент-Морица я понял одну простую вещь, которую вы с моей матерью поняли гораздо раньше меня. Мелия никогда не любила меня, и я тоже не любил Мелию.
— Нет! — горячо возразила ему Джин. — Я считала, что ты ее любишь.
— И я тоже так считал. Но просто тогда я и понятия не имел, что такое настоящая любовь.
Толли опустился перед ней на колени. Она издала испуганное восклицание и замерла, не веря своим глазам. Неужели это не сон? Толли не сделал попытки коснуться ее руки. Он просто стоял перед ней на коленях и внимательно смотрел на нее.
— Я хочу задать тебе один вопрос, — проговорил он тихо.
— Спрашивай! — Джин почувствовала легкий озноб во всем теле, но не отвела глаз.
— Скажи мне правду! — начал Толли и тут же оборвал себя. — Нет! О чем это я? Ты всегда говоришь правду! Твоя чистосердечность просто поразительна. Я знаю, ты не солжешь мне!
— Нет, я не солгу тебе! — эхом повторила за ним Джин.
— Тогда ответь мне! — В голосе Толли прорывалась едва сдерживаемая страсть. — Ты любишь меня?
Лицо Джин стало мертвенно-бледным, но уже в следующую секунду краска прихлынула к ее щекам, и она зарделась от смущения. Слезы выступили у нее на глазах, но она и на этот раз не отвернулась, а, глядя Толли прямо в глаза, прошептала едва слышно: