Надев ночную рубашку, Пейдж прошлась по комнате, разглядывая мраморные статуэтки. Было трудно понять логику декоратора, объединившего в одном интерьере гипсовую лепнину, мебель в стиле Людовика XIV, резные каменные статуэтки в древнеегипетском стиле и абсолютно современное широкое окно от пола до потолка. Картер прав, слишком много денег при недостатке вкуса, решила Пейдж.
Она снова задумалась о Картере. Она уже успела заметить, что у него молниеносная реакция и сильные руки. Что бы я почувствовала, если бы он коснулся моей груди своими длинными пальцами? — подумала Пейдж, подумала и ужаснулась. Никогда еще она не испытывала такого острого голода по прикосновению мужчины. До встречи с Картером она старалась удерживать поклонников на безопасном расстоянии, и обычно ей это удавалось. Но почему-то с Картером все было иначе.
Пейдж недовольно вздохнула, взяла с полки над камином нефритовую фигурку какого-то божества, повертела ее в руках и поставила обратно. Наверное, я переела за обедом, решила она, вот и лезут в голову всякие неподходящие мысли. Пейдж открыла стеклянные двери на балкон. Перила ограждения были пышно увиты зеленью. С океана доносился мерный шепот волн, ночь была ясная, черный бархат неба был усыпан звездами. Из внутреннего дворика, расположенного двумя этажами ниже, доносились голоса. Пейдж прислушалась.
— Не понимаю, почему ты не потрудился предупредить нас о своем приезде, — раздраженно сказала Аманда.
— Потому что я знал, что вы будете против, — откликнулся Картер.
— И ты был прав. Ты хотя бы понимаешь, что завтра здесь соберутся все мои друзья? Теперь нам придется срочно придумать какую-то историю, объясняющую твое появление.
— Скажи правду, что я приехал, чтобы помириться с вами.
— Отец не сможет тебя простить, — возразила Аманда. — Восемнадцать лет назад ты нас бросил, неужели ты думаешь, что можешь вот так запросто вернуться, словно ничего не случилось?
— Кто кого бросил, это еще вопрос, Аманда.
— Ерунда! Ты знал, что здесь тебя всегда примут.
— Тем не менее, как только моя мать умерла, меня сразу же отправили в пансион и первые два года не разрешали возвращаться домой даже на летние каникулы.
— Это было до меня, — быстро сказала Аманда.
— Не понимаю, чем ты недоволен, тебе ведь нравилось жить в городе, — вмешался в разговор Эдмунд. — А здесь, на острове, ты совсем одичал.
— Давайте придерживаться фактов, — спокойно сказал Картер. — Вы просто не хотели, чтобы я болтался под ногами.
— В пансионе из тебя сделали настоящего человека, — вставила Аманда.
— Вот как? Тогда почему вы вышвырнули меня из дому, когда мне исполнилось шестнадцать?
— Ты втоптал наше имя в грязь, выставил меня на посмешище! — Голос Эдмунда дрожал от возмущения. — А в довершение всего украл фамильное кольцо. Кстати, где оно? Ты его продал?
— Я его не брал.
— Но оно пропало в ту же ночь, когда исчез ты. Ты украл его, как банальный воришка, этого я никогда не смогу простить.
— Папа, если ты хотя бы немного меня знаешь, то должен понимать, что это не в моем стиле.
— Полагаю, — ровно заметил Стивен, — теперь ты заявишь, что твой приезд никак не связан с предстоящим пересмотром папиного завещания.
Повисло молчание. Пейдж затаила дыхание. Она прекрасно осознавала, что ей не следует подслушивать, но она боялась, что если попытается вернуться в комнату, то каким-нибудь звуком нечаянно выдаст себя. Наконец Картер заговорил:
— Конечно, не связан. Я вообще впервые слышу, что завещание будет изменено. Мне не нужны деньги отца, у меня своих достаточно.
Стивен пренебрежительно фыркнул.
— Полно, братец, речь идет о сотнях тысяч. Я читал о твоих впечатляющих успехах в бизнесе, но, думаю, даже ты не стал бы отмахиваться от такой суммы.
— Прекратите! — Голос Аманды почти сорвался на визг. — Картер, после всего, что ты натворил, мы не можем тебя принять с распростертыми объятиями. Тебе лучше уехать. Утром я велю подготовить катер, Дональд отвезет тебя сразу после завтрака.
Картер ответил так тихо, что Пейдж едва расслышала:
— Нет, Аманда, я никуда не уеду.
— А я говорю, уедешь!
— Присоединяюсь, — поддакнул мачехе Стивен.
— Однажды я уже уехал, но тогда я был мальчишкой, теперь мне тридцать четыре года, и я изменился. Твои деньги, папа, мне не нужны, я хочу снова обрести семью.