Особенно,... 
57 
– Не беспокойтесь, пожалуйста. Мы можем взять такси.
– Мы бы не хотели, чтобы вы опоздали на самолет.
– Может быть, нам отложить самолет еще на один день и повидаться с бедным генералом Абдулом?
– Боюсь, к нему не допускают посетителей. А что за книжку вы читаете? Что за отвратный тип в красной феске? Это он всадил нож в девушку?
– Нет. Это полицейский. Его зовут полковник Хаким, сказала тетушка, на лице у нее было написано злорадное удовлетворение.
Как только за полковником закрылась дверь, я сердито напустился на тетушку.
– Тетя Августа, что все это значит? – спросил я.
– Небольшой политический скандал, насколько я понимаю. В Турции к политике относятся серьезней, чем у нас в Англии. Совсем недавно они казнили какого-то премьер-министра. Мы только мечтаем об этом, а они действуют. Должна признаться, я так и не поняла, что затевал генерал Абдул. Глупо в его возрасте. Ему уже стукнуло восемьдесят. Но в Турции, мне кажется, столетних больше, чем в любой европейской стране. Сомнительно, однако, чтобы бедняжка Абдул дожил до своего столетия.
– Вы осознали, что нас депортируют? Я думаю, нам надо позвонить в британское посольство.
– Ты преувеличиваешь, дорогой. Они просто предоставляют в наше распоряжение полицейскую машину.
– Ну а что, если мы откажемся?
– Я не собираюсь отказываться. У нас зарегистрированы места в самолете. Я сделала вклад и больше не намерена тут болтаться. Я не надеюсь на быструю прибыль, но двадцать пять процентов – это всегда риск.
– Какой вклад, тетя Августа? Сорок фунтов в туристских чеках?
– Что ты, дорогой. Я купила довольно крупный золотой слиток в Париже. Помнишь того человека из банка?
– Вот что они искали. А где, скажите на милость, вы его прятали?
Я поглядел на свечу и вспомнил, как меня поразил ее вес.
– Да, дорогой. Ты умница, что догадался. Про полковника Хакима этого не скажешь. Подумать только, как нам повезло, что они застрелили бедного генерала Абдула до того, как я передала ему свечу, а не после. Интересно, жив ли он еще. Они, наверное, просто не хотели обсуждать все эти ужасные подробности с женщиной. В любом случае я закажу заупокойную мессу. Сомнительно, чтобы человек в его возрасте мог долго протянуть после пулевого ранения. Один шок чего стоит, если даже они не прострелили ему жизненно важные органы…
Я прервал ее рассуждения.
– Надеюсь, вы не повезете слиток обратно в Англию? – спросил я. Меня вдруг разозлило это полузабытое слово «слиток». Прямо из романа о пиратах. – Неужели у вас совсем нет уважения к закону?
– Все зависит, дорогой, от закона, на который ты ссылаешься. К примеру, возьми десять заповедей. Я не могу воспринимать серьезно заповедь о воле и осле.
– Английских таможенников провести не так легко, как турецкую полицию.
– Полусгоревшая свеча выглядит очень убедительно. Я и раньше этим пользовалась.
– А что, если они попытаются взять ее в руки?
– Но они не станут этого делать, дорогой. Будь фитиль и воск нетронутыми, они могли бы еще заставить меня заплатить пошлину или же какой-нибудь подозрительный чиновник решил бы, что это фальшивая свеча, в которой спрятаны наркотики. Но это всего лишь полусгоревшая свеча. Нет-нет. Риск невелик. И кроме того, мой возраст – надежная защита.
– Я отказываюсь лететь в Англию с этим слитком. – Меня опять передернуло.
– У тебя нет выбора, дорогой. Полковник, безусловно, сам придет проводить нас, а посадки до Лондона не будет. В чем главная прелесть депортации? Нам не надо еще раз проходить через турецкую таможню.
– Скажите на милость, тетя Августа, для чего вы все это делаете? Брать на себя такой…
– Мистеру Висконти нужны деньги.
– Но он украл ваши.
– Это было очень давно. Сейчас они все наверняка кончились.
16
Вернувшись домой, я словно попал в другой, какой-то более светлый мир; я приехал под вечер, когда тени уже начали удлиняться; где-то вдалеке по Норман-лейн на бешеной скорости пронесся мопед; подросток насвистывал мотив из битлов. С непередаваемым облегчением я позвонил в «Петушок» и заказал протертый суп из шпината, бараньи котлетки и «чеддер» – в Стамбуле я ничего подобного не ел. Затем я вышел в сад. Майор Чардж забросил мои георгины; с каким удовольствием я стал поливать их, пересохшая почва впитывала воду, как мучимый жаждой человек, и казалось, будто я вижу, как в ответ цветы расправляют лепестки. «Траур по королю Альберту» было уже не спасти, но «Бен Гуры» засияли ярче, как будто долгое иссушающее состязание на колесницах осталось далеко позади.
57 
