56 
Но на этот раз все было по-другому. На этот раз Остин совсем не хотел умирать. На этот раз он знал, почему должен бороться за свою жизнь.
Старая дева в очках… Красавица, которую он страстно желал… Она показала ему, какую радость может доставить мужчине, и ему захотелось большего. Так что ни море, ни Олбрайт, ни лорд Рудольф — ничто теперь не удержит его, и он непременно женится на ней.
«Остин!» Ее голос, подобный флейте, казалось, окутывал его, согревал… «Остин!» — звучало снова и снова, и его холодные руки потянулись к этому голосу, к этому теплу. Он почувствовал, как распахивает свои объятия навстречу ей, как привлекает ее к себе, чтобы коснуться губами ее губ.
А она улыбается ему и обхватывает его руками. Она гладит его и целует…
«Да, я хочу этого, моя сирена. Я хочу тебя».
«Остин, иди ко мне».
Он тянется к ней, раскрывает губы, и ее тепло заполняет его…
А пальцы Олбрайта… Они вдруг стали слабыми и безжизненными.
И тут Остин понял, что лейтенант прекратил сопротивление, что он болтается в волнах, точно мертвый.
Остин крепко обхватил Олбрайта за шею и рванулся к поверхности. Через несколько мгновений вынырнул, сделал вдох и тут же закашлялся, когда воздух хлынул в его легкие. Кашляя и молотя руками по воде, он потащил за собой Олбрайта.
Сердце Остина бешено колотилось, однако он ликовал. Ведь он был так близок к вечному сну — и все же он жив, жив!
Борт шлюпки едва не ударился о его голову. Но шлюпка тут же развернулась, и над бортом показались три головы.
Собрав остатки сил, Остин толкнул к ним Олбрайта. Матросы подхватили его и втащили безжизненное тело через борт. Остин потянулся к борту, но пальцы его онемели, и он не мог ухватиться за скользкий борт.
Три пары рук подхватили его под мышки, и он с трудом перевалился через борт. Отдышавшись, прохрипел:
— Молодцы, парни.
Остин тут же закашлялся и сплюнул. А матросы подхватили весла и быстро погребли к кораблю.
Когда Остин перебрался через борт судна и оказался на палубе, у Эванджелины колени ослабели от облегчения. Только благодаря поддержке лорда Рудольфа она не упала.
Остин же молча хмурился, и по щеке его стекала струйка крови. Но он стоял прямо, крепко держался на ногах.
Два матроса бесцеремонно бросили перед ним Олбрайта. Молодой человек глухо стонал, все еще живой.
Капитан ткнул его носком сапога.
— Пусть высохнет — и отправьте его в бриг.
Осборн посмотрел на него с удивлением:
— В чем он обвиняется, сэр?
— Воровство. И покушение на убийство. Дважды.
— Да, сэр.
Осборн и двое матросов подхватили Олбрайта за руки и за ноги и поволокли прочь.
Остин же строго посмотрел на обступивших его офицеров и матросов:
— Ну, кто еще? Шаг вперед все, кто хочет приложить руку к бунту, воровству и похищению…
Матросы в страхе попятились. А Сьюард пробормотал:
— Сэр, вы хотите сказать…
— Возьмите себе на заметку, мистер Сьюард, — перебил капитан. — Пятьдесят плетей всякому, кто выйдет из строя по любой причине. Понятно?
Сьюард откашлялся.
— Да, сэр.
— Включая этого проклятого англичанина, ясно?
Сьюард перевел взгляд на лорда Рудольфа.
— Да, сэр.
Остин снова обвел взглядом матросов:
— Возвращайтесь все к работе. Я хочу, чтобы корабль был чистый, чтобы все тросы сияли. В Бостонскую гавань мы войдем с развевающимися флагами и до блеска начищенными медными деталями. Я хочу, чтобы все находились на своих местах и все задания были выполнены. А если кто-нибудь приблизится к моей каюте без разрешения… тот прибудет в Бостон подвешенным на нок-рее. Понятно?
Матросы побледнели. И все в тревоге уставились на капитана.
— Вам понятно?
— Да, сэр, — ответила команда хором.
Остин развернулся на каблуках и зашагал к корме. И все расступались перед ним.
Сьюард же подозвал юнгу и приказал:
— Сирил, принести капитану горячего кофе и простыни. А кто-нибудь пусть спустится вниз и убедится, что он переоделся в сухое. Нельзя, чтобы капитан схватил пневмонию. Я не хочу командовать этим проклятым кораблем!
Все тотчас разошлись, спеша выполнить свои обязанности. А двое матросов отправились вместе с Сирилом.
Сердце Эванджелины разрывалось от тревоги. Ведь он не позаботится о себе, этот идиот! Прыгнул за борт — и чуть не погиб! А теперь заболеет и погибнет зря, чтобы разбить ей сердце. И он даже не взглянул на нее, не подошел к ней, чтобы убедить ее, что с ним все в порядке.
56 
