Особенно,... 
35 
— А я не желаю, чтобы меня знали таким. Любая возможность для чего? Втюхать себя людям. Мне это противно, я не торгаш и халтурщиком быть не желаю! — отрезал Готье, а потом, за неделю до отъезда, взял да и наиграл за пару часов нужные двадцать минут звука. Бросил ей запись и сказал, что она может теперь торговать его телом и кровью столько, сколько пожелает. Сказано это было так, словно Ингрид — старуха-ростовщица, по которой, знаете ли, топор плачет.
— Это же все для нас, для тебя! — возмущалась она.
Но доказывать что-то Готье было бессмысленно. Он, как обычно, ехидно хмыкнул и ушел. Композиции, кстати, были отличные. Жаль, конечно, что не песни, но… что поделаешь. Если бы Готье был хоть чуть-чуть адекватнее, если бы с ним можно было хоть как-то договариваться… Из того материала, что у него был, можно было бы уже три альбома забабахать.
Ингрид это просто не понимала. Его позиция была ненормальной, и она никак не могла понять, чего же он хочет на самом деле. Делать музыку или нет? Выступать или лежать на диване? Когда она записывала свою песню «о любви», все было просто и профессионально. Гримеры, стилисты, программа продвижения. Финансирование, щедрая рука ее Пушистика. Было понятно, что это бизнес и что в нем конкуренция, и длинные ноги и пышная грудь — отличные показатели, а голос — дело наживное. Да, все это не имело отношения к искусству, к искусству ради искусства, которым бредил Готье.
Но творчество было, и удовольствие было, и, просматривая раскадровку с кусочками будущего клипа, Ингрид чувствовала, что живет. А теперь вот ей в тамбуре под ноги льет невоспитанный пес, а Леший чуть не забыл бас-гитару, и все они расползаются по перрону, как тараканы, и нет им никакого дела до того, что должен был быть встречающий с микроавтобусом, а его нет, как сквозь землю провалился.
Ингрид сделала обложку для диска сама. Пошла и напечатала у знакомых в мини-типографии. Просто список песен, четырем из которых она сама придумала названия, в скобочках приписала — «instrumental». Не по-русски, чтобы смотрелось стильно.
— Что за картинка? — спросил ее приятель. — Качество хорошее?
— Фотография, — ответила Ингрид после некоторых раздумий.
На обложке самодельных дисков (все же какое удобство иметь собственную домашнюю студию!) она разместила действительно простую фотографию — они с Готье. Вдвоем, в парке Горького. На голове у Ингрид венок из колокольчиков. На Готье — его любимая расшитая рубаха. Эта фотография была сделана год назад, когда они были очень-очень счастливы. Во всяком случае, она, Ингрид, была счастлива, и они улыбались.
Когда сумка порвалась, Ингрид разнервничалась окончательно. Обложку Готье не видел и не должен был видеть. Диски Ингрид планировала продавать где-нибудь в сторонке… поручила бы это дело Элизе с Вовкой. Готье мог бы вообще не узнать, что были такие обложки, но теперь он стоял рядом и смотрел. И как он отреагирует на такую семейно-пасторальную картинку, никто не знал. Точнее, Ингрид догадывалась, что отреагирует он не очень хорошо. Возможно, даже сильно отрицательно. Но для нее это было непреодолимо, она хотела этого — увидеть диск именно с такой обложкой. Хотя бы там, хотя бы так они будут вместе. Во всяком случае, те, кто купит или просто заметит их на этом диске, поймет, что они вместе, подумает так. И это осознание придавало Ингрид какую-то необоснованную и совершенно нерациональную уверенность в себе и в них.
Ну почему эта дурацкая сумка порвалась? Готье хмыкнул, наклонился и подобрал диск, всмотрелся, нахмурился и перевел взгляд на Ингрид. Он ничего не сказал, но было ясно, что ему не понравилось. Или, что еще хуже, он снова записал очко не в пользу Ингрид, галочку в графе «Опять облажалась», будто бы она находилась у него на вечном испытательном сроке.
Соня ничего этого не поняла. Она бросилась собирать по асфальту ложки, бубенцы и трещотки, и диск с фотографией показался ей нормальным. Он вообще не привлек внимания, она даже не поняла, отчего Ингрид так занервничала и побледнела и почему ее руки затряслись.
— Спасибо, — тихо прошептала она, распихивая остатки дисков по другим сумкам.
— Вы «Сайонара»? — спросил скучающим голосом молодой человек в футболке с надписью «Анимация», которого до этого на перроне не было и в помине.
— Да, мы. А вы где были? Вы не могли прийти раньше? — едко бросила Ингрид.
— Я вас на площади ждал, — ответил Анимация равнодушным голосом.
35 
