70 
«Уикс, конечно, понимает, что Керри, скорее всего, позвонит мне и расскажет о случае с Робин, — размышлял Боб. — Таким образом он предлагает мне предупредить бывшую жену о том, что лучше ей не лезть в дело Реардона. Таким же образом он, кстати, и меня самого кое о чем предупреждает: мол, лучше будет, если мы выиграем процесс по обвинению его в неуплате налогов, иначе…» Чего, однако, не знает Уикс, признал Боб, так это того, что Керри испугать очень сложно. Напротив, если она поймет, что это фото — предупреждение, она воспримет его так же, как бык воспринимает красную тряпку.
В то же время и Керри лучше было бы понять, что, когда Джимми Уикс начинает преследовать кого-то, этого человека можно уже считать конченым, продолжал размышлять Боб.
Потом он вдруг вспомнил тот день, почти одиннадцать лет назад, когда Керри, бывшая тогда на третьем месяце беременности, удивленно и рассерженно глядя на него, говорила: «Так ты уходишь из прокуратуры в эту юридическую фирму. Ты с ума сошел! Ведь все ее клиенты одной ногой уже в тюрьме. Да и другой там же должны быть!».
Тогда у них произошел серьезный разговор, завершившийся тем, что Керри сказала: «Запомни это, Боб. Запомни то, что я скажу. Есть такая старая поговорка: „Будешь водиться с собаками, сам вшивым станешь“».
59
Доктор Смит повел Барбару Томпкинс в «Ле Сирк» — очень модный и чрезвычайно дорогой ресторан в центре Манхэттена.
— Некоторым женщинам нравятся другие — укромные и тихие заведения, но мне кажется, что вам по душе должны быть именно такие вот первоклассные, роскошные рестораны, где человек может и на других посмотреть, и себя показать, — сказал доктор своей красивой молодой спутнице.
Доктор заехал за Барбарой к ней домой. От его внимания не ускользнуло, что она уже была готова к выходу и в квартире ее они не задержались ни на секунду. Пальто лежало на стуле в прихожей, сумочка — на столике рядом. Она не предложила гостю даже аперитива.
«Она не хочет оставаться со мной наедине», — понял доктор.
В ресторане, однако, среди множества людей окруженная вниманием суетившегося вокруг метрдотеля Барбара явно успокоилась.
— Здесь все так не похоже на Олбани, — проговорила Барбара. — Я все еще живу, как тот ребенок, у которого каждый день — именины.
Доктор был так потрясен этим признанием, что даже не сразу нашелся, что ответить. Поскольку фраза Барбары была по смыслу близка к тому, что однажды сказала Сьюзен, когда сравнила себя с девочкой, сидящей перед рождественской елкой, под которой ее ждут все новые и новые подарки. Сьюзен, однако, со временем превратилась из восторженного ребенка в избалованную, не помнящую добра взрослую женщину. «Я ведь так мало просил у нее, — думал доктор. — Разве не имеет художник права восхищаться своим творением! Почему это творение должно транжирить свою красоту в общении с отбросами человечества, в то время, как создавший его автор не может даже вдоволь налюбоваться плодом своих творческих усилий».
Доктору было приятно отметить, что в зале ресторана, полном привлекательных, элегантных женщин, большинство посетителей, тем не менее, не упускали случая, чтобы лишний раз взглянуть именно на Барбару. Он обратил на это обстоятельство внимание собеседницы.
Та отрицательно покачала головой, как бы не принимая его точку зрения.
— Но ведь это правда, — настаивал на своем доктор. Взгляд его стал жестче и холодней. — Не следует это все воспринимать как само собой разумеющееся, Сьюзен. Поступая так, вы обидели бы меня.
Только значительно позже, после того, как их тихий ужин завершился и он проводил Барбару до дома, доктор задался вопросом, не называл ли он порой свою спутницу Сьюзен. И если так, то как часто это имя соскальзывало у него с языка.
Доктор вздохнул и откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза. В такси, везшем его домой, в южные кварталы города, Чарлз Смит вспоминал о том, как было удобно ему проезжать когда-то каждый день мимо дома Сьюзен. Было это тогда, в те времена, когда все его желания были направлены на то, чтобы увидеть ее хотя бы мельком. Если она не играла где-нибудь в гольф, Сьюзен обычно сидела перед телевизором. При этом она никогда не давала себе труда задвигать шторы на огромном окне в гостиной, где это происходило.
Поэтому доктор без труда мог рассматривать ее, сидящую в своем любимом кресле, поджав под себя ноги. Правда, порой доктор оказывался свидетелем другой сцены — Сьюзен сидела не в кресле, а на диване рядом со Скипом Реардоном. Супруги обычно сидели близко друг к другу, плечо к плечу, положив вытянутые ноги на журнальный столик. Такую гармонию доктор не одобрял.
70 
