С Монтесом случилась какая-то беда, на лбу у него была запекшаяся рана. Священник ужаснулся, поняв, что девочке грозит опасность. Он сказал: «Милая, милая» – и проснулся, покачиваясь в седле под медленную поступь мула и слыша позади чьи-то шаги.
Он оглянулся: это метис ковылял за ним, весь мокрый – наверно, переплыл реку. Два его зуба торчали над нижней губой, и он угодливо улыбался.
– Что тебе нужно? – резко спросил священник.
– Вы не сказали, что едете в Кармен.
– А почему я должен это говорить?
– Да мне тоже туда надо. Вдвоем идти веселее. – На нем были штаны, рубашка и парусиновые туфли. Из носка одной торчал большой палец – толстый и желтый, как нечто, вылезшее из-под земли. Он почесал под мышкой и по-свойски поравнялся со стременем священника. Он сказал: – Вы не обиделись, сеньор?
– Почему ты называешь меня сеньором?
– Сразу видно, что человек образованный.
– В лес всем дорога открыта, – сказал священник.
– Вы хорошо знаете Кармен? – спросил метис.
– Нет, не очень. У меня там есть знакомые.
– Наверно, по делам туда едете?
Священник промолчал. Он чувствовал у себя на ноге легкое неприятное прикосновение ладони метиса. Тот сказал:
– Лигах в двух отсюда, недалеко от дороги, есть харчевня. Там можно заночевать.
– Я тороплюсь, – сказал священник.
– Да стоит ли приходить в Кармен в час-два утра? Заночуем в этой харчевне и доберемся до места, пока солнце еще низко.
– Я сделаю так, как мне надо.
– Конечно, сеньор, конечно. – Метис помолчал минуту, потом сказал: – Идти ночью опасно, если у сеньора нет оружия. Я – дело другое…
– Я бедный человек, – сказал священник. – Ты сам это видишь. Меня грабить не стоит.
– А потом еще этот гринго – говорят, он свирепый, настоящий pistolero [здесь: убийца (исп.)]. Подойдет к вам и скажет на своем языке: «Стой! Как пройти…» – ну, там куда-нибудь, а вы его не поняли и, может, двинулись с места, и он вас наповал. Но вы, может, знаете по-американски, сеньор?
– Конечно нет. Откуда мне знать американский? Я бедный человек. Но всем этим россказням я не верю.
– Вы издалека едете?
Священник на минуту задумался.
– Из Консепсьона. – Там он уже никому не повредит. Его ответ как будто удовлетворил метиса. Он шагал бок о бок с мулом, держа руку на стремени, и то и дело сплевывал. Опуская глаза, священник видел его большой палец, похожий на червяка, ползущего по земле. Человек этот, наверно, безвредный. Просто такая уж жизнь – настраивает на подозрения. Спустились сумерки, и почти сразу наступила темнота. Мул шагал еще медленнее. Вокруг все зашумело, зашуршало – как в театре, когда опустят занавес и за кулисами и в коридорах поднимается суетня. Непонятно кто… сразу не определишь – может, ягуары подали голос в кустах? Обезьяны прыгали по верхушкам деревьев, а москиты жужжали, как швейные машинки.
– Когда долго идешь, горло пересыхает, – сказал метис. – У вас случайно не найдется чего-нибудь выпить, сеньор?
– Нет.
– Если вы хотите прийти в Кармен до трех часов, тогда вашего мула надо бить. Дайте мне палку.
– Нет, нет, пусть бедняга идет как хочет. Мне это не важно, – сонным голосом сказал он.
– Вы говорите как священник.
Он сразу очнулся, но под высокими темными деревьями ничего не было видно. Он сказал:
– Ты чепуху несешь.
– Я добрый христианин, – сказал метис, поглаживая его по ноге.
– Ну, еще бы. Кабы я таким был.
– Эх, не различаете вы, кому можно доверять, а надо бы. – Он даже сплюнул от огорчения.
– Что доверять-то? – сказал священник. – Разве только вот эти штаны… но они очень рваные. И этого мула – но он плохой мул, сам видишь.
Они помолчали, а потом, словно обдумав последние слова священника, метис продолжал:
– Мул был бы не так уж плох, если бы вы правильно с ним обращались. Меня насчет мулов учить нечего. Я вижу, что он устал.
Священник взглянул на серую, глупую, покачивающуюся башку своего мула.
– Устал, говоришь?
– Сколько вы вчера проехали?
– Пожалуй, около двенадцати лиг.
– Мулу и то надо передохнуть.
Священник выпростал свои босые ступни из глубоких кожаных стремян и слез с седла. Мул прибавил ходу, но не прошло и минуты, как он пошел еще медленнее. Сучья и корни на лесной тропинке царапали священнику ноги – вскоре они стали кровоточить. Он тщетно старался не прихрамывать. Метис воскликнул:
– Какие ноги у вас нежные! Вам надо ходить в обуви.