Особенно,... 
33 
— Скажи, как же я убедил тебя? Какие слова оказались самыми нужными? Я хочу запомнить их.
— Тебе они не понадобятся. Я не передумаю.
— За три месяца ты поняла меня лучше, чем София за двадцать лет. Это одна из вещей, которые я люблю в тебе.
Эта сентиментальность умилила ее. До сих пор он ни разу не говорил о любви. Видимо, он не хотел пугать ее слишком быстрым признанием.
— Так есть и другие любимые черты, не только эта одна? — улыбнулась Элизабет.
Он приподнял свой бокал и кивнул ей.
— Перечислить их все?
— Да я пошутила.
— А я нет.
Она не знала, что на это ответить.
— Я люблю твой энергичный характер, — начал Амадо, — он напоминает мою собственную молодость и дает надежду, что ты вернешь меня в те золотые годы. Я люблю и самые простые вещи: наблюдать за тобой, смотреть, как блестят на солнце твои волосы, как ты ходишь, улыбаешься, как произносишь мое имя. А больше всего я люблю в тебе честность и прямоту, ведь в сегодняшнем мире это нечто редкое… и прекрасное.
Резкая боль пронзила ей грудь. Элизабет выпрямилась на стуле и сделала несколько вдохов, пока боль не ослабла. Какое-то короткое мгновение она уже подумывала о том, чтобы рассказать ему о своем прошлом, представляла, как замечательно начать совместную жизнь, не утаивая ничего. Но она понимала, что это — пустая фантазия. Амадо любил ту женщину, которую вообразил, а не ту, кем она была в действительности.
— Элизабет, ты вернула мне желание жить. У меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя.
Что ж, пусть она и не в силах рассказать ему все, но одно между ними непременно должно быть честным.
— Прямо сейчас… вот сию минуту… я не могу тебе сказать, что… Не могу сказать, что люблю тебя.
Он потянулся через стол и взял ее руку.
— Я и не поверил бы, что ты можешь согласиться выйти за меня замуж, не решив, что со временем полюбишь меня. А я могу подождать, Элизабет.
Он смотрел на нее с такой нежностью, с такой страстью, что Элизабет позволила себе поверить в его слова. Да и как бы она могла не полюбить такого мужчину… со временем?
Глава 8
Амадо стоял рядом с Майклом Логаном, пока тот изучал результаты эксперимента, который они провели, изменяя температуру вина в процессе ферментации.
— Ну, и что ты думаешь? — спросил Амадо, когда Майкл наконец поднял взгляд.
— Отлично. Все говорит о том, что сусло получается куда более изысканным.
— Ну, давай так и сделаем.
Майкл ухмыльнулся.
— Поскольку я знал, что ты сторонник этой перемены, я уже все запустил, — он вытянул руки, потянулся, а потом засунул пальцы под очки и потер глаза. — Да, тяжело как-то утро идет. Если у тебя больше нет на меня никаких видов, я бы ушел после обеда.
— Ты волен делать что угодно.
Как это типично для Майкла — отдавать душу до конца, не замечая ничего вокруг себя, включая время.
— Но я был бы тебе признателен, — добавил Амадо, — если бы ты не уходил слишком далеко. Я зашел пригласить тебя на обед, который даю сегодня вечером… Будут всего несколько знакомых и Элизабет.
— А мне казалось, ты говорил, что дела с агентством завершатся на этой неделе на презентации.
Майкл принялся собирать бумаги, разбросанные по широкой стойке от края до края.
— О, она отлично завершилась… в известной степени.
Майкл вопросительно уставился на него.
— Бог мой, только не уверяй меня, будто тебе не нравится ее сценарий. Уж только не в этот раз.
— Да, мне очень нравились идеи Элизабет, но сейчас произошло изменение в планах. Я все объясню за обедом. Так ты сможешь к нам прийти?
Майкл засмеялся.
— Ты меня знаешь, мог бы и не спрашивать. Ради домашней стряпни Консуэлы я бы отложил даже свидание с близняшками Робинсон.
Попозже в этот же вечер Элизабет и Амадо стояли на террасе, опоясывающей заднюю сторону дома, и наслаждались спокойной минутой перед началом обеда. Она благодарно улыбнулась, когда Амадо протянул ей крекер с кусочком сыра. На них падала тень огромного дуба, ветви которого покрывали добрую четверть этого разросшегося вширь дома. Легкий ветерок прошелся по краю ее платья, и она положила руку на бедро, чтобы юбка не взлетела выше.
— Ты сегодня выглядишь особенно красивой, — сказал Амадо.
— Спасибо.
К счастью, она додумалась положить в чемодан не только брючки-слаксы. Она смахнула волосы с плеча, пожалев, что не зачесала их в свою обычную укладку. Всякий раз, когда она нервничала, у нее возникало стремление теребить прядку волос, а в глазах достаточно наблюдательного человека это было бы убийственным разоблачением.
33 
