73 
Что ж, ее это не удивило. Говард не из тех котов, которые легко смирятся с новым хозяином. Ему нужен человек с терпением альпиниста и чуткостью спортивного судьи из малой бейсбольной лиги.
— Да как же… — пробормотала она, — почему же…
Майкл встретил этот вопрос коротким пренебрежительным смешком.
— Она, видишь ли, имела наглость приласкать его.
— А он что, спал?
Майкл повернул голову и посмотрел на нее.
— Нет, Элизабет, он сидел на подлокотнике дивана.
Она не хотела знать, что произошло дальше, но не смогла удержаться от вопроса:
— И она поняла, в чем дело?
— А ты бы поняла?
— Но она не будет с ним жестокой?
— Нечего было уезжать в Сан-Франциско. Сама бы все объяснила этим людям, — он запустил руку в волосы, а потом положил ее на руль. — Извини. Ты измучилась, я вижу. Обещаю, что эта женщина не будет жестокой с Говардом.
— Но почему ты в этом уверен?
— Дело в том, что я не отдал его. Мы чересчур долго прожили с ним, Элизабет. У Говарда есть дом, — Майкл помолчал несколько секунд. — В общем, с учетом всего, я решил… черт подери, я же вполне могу оставить его у себя.
И в тот же миг слезы признательности обожгли ее глаза.
— Но все же, почему ты решил оставить его себе, Майкл? — спросила она.
Вопрос, конечно, дурацкий, неважно, почему он взял себе Говарда, важно, что взял.
— Да потому, что я идиот, — он опустил взгляд и сдержанно вздохнул. И наконец, посмотрев на нее, сказал: — Ведь я знаю, как ты привязана к нему.
Элизабет боялась открыть рот, боялась выдать свои чувства.
— А еще я знаю, — продолжал Майкл, — что ты не станешь возражать против того, чтобы остаться с ним в коттедже, когда я буду в отъезде. Конечно, ты можешь брать его, когда пожелаешь. Только дай мне знать.
Ей хотелось рассказать, как необходим ей этот крошечный теплый комочек в ее одинокой жизни. Может, кто-нибудь и посмеется над ней, но когда твоему приходу домой кто-то радуется, когда ночью на твоей постели кто-то пытается устроиться поближе к тебе — это разрывает панцирь одиночества. Конечно, это временная мера, однако Говард был всем, что у нее осталось. Но ничего подобного она, конечно же, не могла рассказать Майклу. Такие вещи не говорят человеку, которого ты пытаешься вытеснить из своей жизни. И в итоге Элизабет просто сказала ему:
— Спасибо.
Майкл включил двигатель пикапчика и тронулся с места.
— Пожалуйста, — ответил он.
Сентябрь сменился октябрем. Все рабочие винного завода работали по четырнадцать часов в сутки. К концу месяца начались приготовления к зиме, и снова воцарилось относительное спокойствие. По полям ползали трактора, внося удобрения в предвидении надвигающихся дождей. А когда эта работа завершилась, виноградники оставили в покое до следующего года. Техника отправилась на склады, а для рабочих устроили праздник. Элизабет и Амадо пытались поддерживать видимость нормальных отношений. За завтраком и обедом они обменивались одними и теми же словами, были неизменно вежливы друг с другом и наедине, и на людях, а на званых вечерах демонстрировали безукоризненную и любящую семейную чету.
Между тем на винном заводе в резервуарах из нержавеющей стали шли последние недели ферментации, и уже стояли наготове бочонки и большие бочки, чтобы принять в себя вино. Эти емкости изготавливались из самых разнообразных пород дерева — беспрерывные эксперименты Майкла, сути которых Элизабет никак не могла постичь. Но именно эти эксперименты и должны были определить будущий результат и высокую репутацию коллекционных вин Монтойя.
А в ноябре начались дожди.
За две недели до Дня Благодарения Амадо внезапно объявил о своем желании встретить приближающийся праздник со всей своей семьей. Когда Фелиция сообщила ему, что она никак не сможет уехать из дома, он на следующее же утро отправился в Нью-Йорк, чтобы переубедить ее.
Он прилетел в Нью-Йорк ненастным зимним днем. Заказанная машина прибыла с опозданием. До города добирались несколько часов. Было почти десять вечера, когда Амадо наконец постучал в парадную дверь Фелиции.
Она была не очень-то рада видеть его.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она вместо приветствия.
— Ну, если гора не идет к Магомету, то… — он переложил свой чемоданчик из одной руки в другую. — Я могу войти?
— А ты намерен остановиться здесь? У меня?
73 
