35 
Теперь она была абсолютно уверена, что выставка фотографий в Париже непременно состоится и что отчим и все его знакомые будут по-настоящему поражены ее, Вальды, достижениями.
Переодеваясь к ужину, девушка думала, как же ей повезло, что она попала на эту чудесную мызу, где ей предоставлены и ночлег, и столько изумительных возможностей!
Не так уж она была наивна, чтобы не понимать, что в деревенской гостинице о подобном не могло бы идти и речи. Кроме того, девушка смутно чувствовала, что там она могла бы столкнуться с непредвиденными неприятностями и посягательствами со стороны грубых постояльцев.
Впрочем, во всем, что касалось реальности, за пределами своего наполненного роскошью, тщательно оберегаемого от грубой прозы жизни мирка, Вальда была крайне неопытна и отличалась порой младенческой невинностью. Для нее совершенно новым жизненным опытом явилось даже самостоятельное, без помощи горничной, переодевание. К ужину Вальда облачилась в вечернее платье, которое предусмотрительно захватила с собой, и весьма гордилась своим выбором.
Сшитое из превосходного муслина и отделанное рядами валансьенских кружев, оно было легче пуха и совершенно не мялось. Изысканный крой лифа подчеркивал хрупкость и тонкость ее талии, а узкие, длинные кружевные рукава изящно застегивались у запястий. Верхняя юбка пышно взметалась над шелковой нижней, которая, будучи туго свернута, занимала в вещевом мешке очень мало места, что являлось ее несомненным достоинством.
В то же время девушке не хотелось выглядеть, что называется, «разряженной в пух и прах», и этому желанию как нельзя лучше соответствовала верхняя часть платья. Вырез, изысканно обнажая плечи и грудь, не имел в то же время никакой дополнительной отделки. Весь наряд в целом производил впечатление благородной простоты.
Не желая излишне отягощать свой багаж, Вальда дополнила этот туалет парой атласных туфелек без каблуков, которые, хотя зрительно и уменьшали ее рост, весили зато не более одной-двух унций.
Ей, конечно, и в голову не приходило, что этот «скромный» наряд произвел бы настоящую сенсацию на любом постоялом дворе. Крестьяне, отродясь не видавшие даму в вечернем платье, пялились бы на нее, как на диковинное животное.
Даже Ройдон Сэнфорд был изрядно изумлен, когда она, точно легкая фея, впорхнула в салон ему навстречу.
— Вы потрясающе выглядите! — восхищенным поклоном приветствовал он ее. — И, осмелюсь добавить: потрясающе красивы!
Сам он, правда, тоже переоделся, хотя и не в вечерний костюм. На нем были бархатная куртка, покрой которой, в представлении Вальды, ассоциировался с художниками, и белая рубашка — не накрахмаленная, но с жестким воротничком.
Глаза Вальды невольно расширились — она не ожидала от него комплиментов. На ее вкус, эти слова прозвучали несколько фамильярно. И все же его откровенное восхищение против воли вызвало в ней теплый прилив радости. Приглядевшись к молодому человеку, словно впервые, девушка с некоторым удивлением отметила, что сейчас он выглядит гораздо привлекательнее, чем в грубой одежде и старой широкополой пастушеской шляпе.
Густые, зачесанные назад волосы открывали высокий, квадратный лоб. Черты лица, не отличаясь особой красотой, были, однако, правильными и хорошо вылепленными. Но самым примечательным в его облике были глаза. Серые, будто таящие в своей глубине некий вызов, сверхъестественно чуткие и проницательные, видящие все насквозь. Этим он напомнил Вальде ее отца, который тоже, казалось, постоянно старался увидеть, уловить что-то недосягаемое. Но если в отцовских глазах присутствовала жесткость, проистекавшая из его железной воли и непреклонной решимости, то глаза Ройдона Сэнфорда поблескивали полускрытой иронической насмешкой. Они словно свидетельствовали, что он не питает иллюзий в отношении этой жизни, но относится к ней как к занимательному приключению.
То же самое можно было сказать и о выражении его губ. Когда он улыбался, твердо очерченный рот приобретал неуловимый изгиб, смущавший и приводивший собеседника в замешательство. Девушка не могла бы внятно объяснить свое впечатление — просто возникало чувство какой-то странной неопределенности, повергавшей в смущение.
Она не стала отвечать на его замечание и, опустившись на массивный резной стул красного дерева, лишь посмотрела на собеседника с вежливым вниманием.
— Мог ли я еще нынешним утром, — продолжал он, — завтракая, как всегда, вместе с хозяевами, предполагать, что вечером мне доведется ужинать в обществе такой очаровательной девушки?
35 
