44 
О чем еще могли толковать французы!
— Я хочу сказать, — поспешила она исправиться, — что вам не следовало приходить ко мне.
— А мне показалось, я тебе нравлюсь, — хмыкнул англичанин.
— О да, нравитесь! — горячо воскликнула Вальда. — Больше, чем кто-либо прежде! Но как бы сильно мы друг другу ни нравились… вы… не должны находиться здесь… когда мы одни.
— Послушай, прелесть моя, — усмехнулся он. — Я отлично понимаю, что ты хочешь сказать. Но, дорогая, ты же сама не делала секрета из своего образа жизни. Я уже говорил, что нахожу тебя привлекательной и желанной, и мне показалось, что и ты ко мне неравнодушна. Так к чему нам эти традиционные церемонии и уловки? К чему разыгрывать оскорбленную добродетель? Ведь все равно после всех ритуалов мы будем любить друг друга так, как оно и положено природой.
Говоря это, он обнял девушку руками, притягивая к себе и ища ртом ее губы. Вальда почувствовала, как ее вновь охватывает опьяняющая, сладкая дрожь. Вновь, пронзая все тело, точно кинжалом, пробежала по нему горячая волна возбуждения, подкатывая к самому горлу.
Собрав все силы, она попыталась его оттолкнуть.
— Нет, нет! Пожалуйста, не надо!
Было в этом крике нечто такое, что заставило его остановиться.
Тогда, переводя дух, девушка заговорила:
— Я… мне страшно. Я не понимаю, чего вы от меня хотите… но уверена, что это неправильно.
— Чего ты не понимаешь? — Он не разжал рук, но уже не пытался ее поцеловать.
Наступило молчание. Потом Вальда отвернулась и уткнулась лицом в его плечо.
— Возможно, я ошибаюсь, — зашептала она, — но мне кажется… быть может, вы хотите заняться со мной любовью? Только я не знаю в точности… что это значит.
Англичанин словно окаменел — Вальда явственно почувствовала это. Он медленно отпрянул и, ухватив ее за подбородок, повернул девушку лицом к себе.
— Что ты имеешь в виду? Чего ты не знаешь?
Он старался заставить ее смотреть ему в глаза, но она избегала его взгляда, и от этого очи ее вспыхивали в мерцающем свете свечи, подобно драгоценным камням. Однако он был настойчивей и наконец она уставилась на него затравленно, как кролик на удава.
— Никто мне… не объяснял, — выдавила она. — Я просто слышала эти слова «заниматься любовью». Но мне кажется… я чувствую… если люди не женаты, это будет грех!
Сэнфорд смотрел на нее долгим немигающим взором. Потом отпустил окончательно.
— Знаешь, думаю, тебе придется многое мне разъяснить, Вальда, — тихо произнес он. — Но учти: я хочу знать правду.
Снова наступила напряженная тишина, в которой Вальда могла различить биение собственного сердца.
— Что именно… вы хотите знать? — проронила она дрожащим голосом.
— Я хочу знать, что ты делаешь здесь одна, да еще одетая цыганкой, и что означают твои рассказы о том, что ты-де ведешь свободную жизнь независимой женщины?
Она не отвечала.
— Я жду!
Вальда в замешательстве глядела в сторону. Ресницы на фоне мертвенной бледности ее щек казались неправдоподобно длинными и черными.
— Это мое дело. Вас оно не касается.
— Оно стало меня касаться с тех самых пор, как ты позволила мне поцеловать тебя сегодня утром.
— Это вышло… случайно…
— Но тебе понравилось — ты сама только что сказала.
— Да! Это было замечательно! Я не знала, что поцелуй может быть таким.
— Сколько мужчин тебя целовали?
— Нисколько. До вас.
— И ты думаешь, я поверю?
— Но… это правда, — пролепетала Вальда, чувствуя себя непроходимой дурой. Непостижимым образом ему удавалось выпытывать все ее секреты. Он делал это так мастерски, что, еще не успевая ничего толком сообразить, она сама выкладывала ему всю подноготную.
— А о каких мужчинах ты мне рассказывала? За которых ты якобы не желаешь выходить и с которыми гуляешь по Парижу?
Вальда молчала.
— Послушай, Вальда, я не уйду, пока не узнаю правду. Впрочем, можешь не отвечать, а просто займемся любовью, как я и предполагал, направляясь к тебе.
— Но зачем? Почему вам так этого хочется?
— Вот тут-то как раз нет ничего удивительного, усмехнулся англичанин. Этого захотел бы любой нормальный мужчина, побыв наедине с такой красивой девушкой. Но вот ты… ты старалась произвести впечатление очень опытной и искушенной особы. Готова ты дать мне честное слово, что никогда не имела любовников?
44 
