51 
Вдова, как и ожидал граф, обрадовалась известию об их свадьбе.
— Ты действительно полна сюрпризов, дитя мое, — сказала она Атейле, — но я всегда знала, что ты не простая гувернантка, какой хотела казаться.
— Я очень хотела бы, чтобы вы узнали моего отца, — ответила Атейла. — Уверена, он мог бы заинтересовать и развлечь вас гораздо лучше, чем я.
— Я живу сейчас лишь для того, — ответила вдова, — чтобы увидеть, как бегает по замку сын Вейлора. — А потом я раздам все свои драгоценности: половину ему, половину Фелисити.
— Вы должны жить еще долго, чтобы ваш правнук мог наслаждаться вашим обществом, так же как и я.
— Я, конечно, уже слишком стара для подобных комплиментов, но все-таки надеюсь услышать еще не один, прежде чем сойду в могилу.
Они рассмеялись, потом старая леди поцеловала Атейлу и сказала графу:
— А теперь идите и наслаждайтесь жизнью. Я присмотрю за замком до вашего возвращения.
— А я присмотрю за вами, бабушка, — добавила Фелисити, — и я буду очень, очень хорошей, чтобы не расстраивать мою новую маму, потому что я ее очень люблю.
Атейла была так тронута словами девочки, что слезы показались у нее на глазах. Почувствовав это, граф положил руку ей на плечо и сказал:
— Мы знаем, что можем быть спокойны. А Фелисити посмотрит и за нашими лошадьми, не так ли, моя куколка?
Он поднял ее на руки, и девочка крепко обняла его.
— Я буду следить, чтобы Джексон не забывал прогуливать их. Когда вы вернетесь, они будут в полном порядке.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся граф и поцеловал Фелисити.
Атейла подумала, что наконец он перестал стесняться проявлять свою любовь.
— Я была права, в замке не хватало именно любви, теперь здесь царит гармония, — сказала она сама себе.
Все слуги вышли на крыльцо, чтобы попрощаться с ними. Когда Атейла и граф начали спускаться, Фелисити первая кинула в них пригоршню розовых лепестков, а потом целый ливень лепестков и риса, которые были символом плодородия, обрушился на них.
Наконец они сели в экипаж, и он медленно двинулся по парку.
— Тебе понравилась наша свадьба, дорогая? — спросил граф. — Я всегда мечтал именно о такой. Сегодня мне казалось, что наша любовь затопила всю церковь.
— Я чувствовала то же самое, — прошептала Атейла.
Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы.
— Я знал, что ты это чувствуешь! Я знаю все о тебе и даже удивляюсь, насколько совпадают наши мысли.
— Пусть так будет всегда, любимый! — сказала Атейла.
Ночью, специально заказанный для них поезд остановился на запасных путях, чтобы их не беспокоил стук колес. Они лежали рядом на огромной кровати, которая занимала купе почти целиком.
— Я люблю тебя так сильно… так сильно, а то, что ты заставил меня почувствовать… это так чудесно, что ни французский, ни арабский языки не смогут передать эти волшебные ощущения… — шептала Атейла.
— А зачем нам слова? — спросил тихо граф. — Скажи только, ты счастлива?
— Да, так счастлива, что мне кажется, я парю в небесах, — страстно ответила Атейла.
— Не пугай меня, — засмеялся граф. — Впрочем, я держу тебя так крепко, что не дам тебе улететь!
Он задумался о чем-то, а потом сказал.
— Воистину пути Господни неисповедимы! Я до сих пор не могу поверить, что все это случилось со мной! И я ли это вообще!
— О, как же я люблю тебя! Нет мужчины на свете красивее, чем ты.
— Ты так не думала, когда мы впервые повстречались.
— Я боялась тебя, но даже тогда я думала, что не встречала никого красивее и мужественнее, чем ты.
Она помолчала, а потом добавила:
— За ужином, в тот вечер, когда приезжал принц Уэльский, мне показалось, что не он, а ты королевской крови.
— Ты льстишь мне! — воскликнул граф. — Но я тоже знал, хотя и не решался признаться в этом даже самому себе, что ты с первой нашей встречи стала королевой моего сердца.
— А теперь ты льстишь мне. Я никогда не хотела быть королевой и сейчас не хочу. Для меня гораздо важнее быть твоей женой.
В темноте губы графа нашли ее нежные податливые губы, и, когда коснулись их, небывалый вихрь чувств захватил влюбленных.
Он прижал ее к груди, чувствуя, как жарко разгорается пламя их любви.
Любовь переполняла их, сливая воедино души и тела.
Эта любовь была священна. Атейла чувствовала, как потоки света омывают ее, пронизывают тело с ног до головы, как пламя страсти возносит ее все выше и выше, туда, где не было никого и ничего, кроме них.
— Ты моя! — слышала она срывающийся шепот любимого. — Ты моя единственная! Мы всегда будем вместе, и ничто не сможет разлучить нас.
— Я… твоя! Только… люби… меня… Люби меня… Твоя… Навсегда.
Огонь страсти разгорался в них все ярче, и не было вокруг ничего, кроме яркого света и пения ангелов.
51 
