Должно быть, Серафина отправилась навестить раджмату, решил он, однако никак не мог взять в толк, почему она ему об этом ничего не сказала.
И тут взгляд его упал на туалетный столик. На нем лежало письмо.
Еще не прочитав его, Кельвин понял, что оно адресовано ему. Он взял в руки конверт, но открывать его не решался.
Наконец медленно-медленно вытащил из конверта листок бумаги и прочитал:
«Теперь, когда у вас есть все, чего вы хотите, я возвращаюсь к отцу. Прошу вас, не пытайтесь меня остановить. Я понимаю ваши чувства и могу лишь поблагодарить вас за то, что вы были так добры ко мне.
Серафина».
Буквы плясали у Кельвина перед глазами, и он с трудом разобрал написанное. Потом поднял голову и обвел глазами комнату, в которую он вошел впервые со времени их пребывания во Дворце-на-озере.
Это была прекрасная комната с белыми стенами, которая как нельзя лучше подходила Серафине.
В ней царила прохлада и витал едва ощутимый аромат ее духов, который был уже хорошо знаком Кельвину.
Решительно сжав губы, он вышел из комнаты.
Войдя в гостиную, послал за слугой Яханом.
— Почему вы мне не доложили, что госпожа уехала сегодня рано утром? — спросил он.
— Госпожа приказала не будить вас, сагиб.
— Кто с ней поехал?
— Только Амар.
— Амар сказал, куда они направляются?
— Нет, сагиб.
— Я уезжаю, и ты отправишься со мной! — приказал Кельвин. — Поедем верхом. Возьми все необходимое для ночевки.
— Слушаюсь, сагиб. Мы вернемся?
— Непременно вернемся! — решительным голосом ответил Кельвин.
Полчаса спустя они выехали из дворца — Кельвин на одной из тех лошадей, что подарил ему магараджа.
Это было великолепное животное с примесью арабских скакунов. В конюшне Кельвин попросил дать ему лошадь и для слуги.
— Есть еще только одна лошадь, которая может сравниться с вашей, сагиб, — сказал ему конюх. — И она тоже принадлежит вам.
Лошадей оседлали и надели на них уздечки, но не те, украшенные золотом и серебром, что подарил магараджа, а самые обыкновенные.
Яхан приторочил к седлу скатанное одеяло, и они отправились в путь, сразу же взяв такую скорость, какой нужно было придерживаться во время столь долгого путешествия.
Он понимал — придется ехать быстро, если он хочет нагнать Серафину до того, как она доберется до Бомбея и на первом же корабле уплывет в Англию.
Если ей это удастся, пройдет много недель, прежде чем он с ней снова увидится. Поэтому было крайне важно догнать Серафину, прежде чем она доберется до Читогара.
Кельвину не составило труда выяснить, куда именно Серафина направляется и какое средство передвижения выбрала. Оказалось, что она едет в необычайно распространенной в Индии легкой двуколке, запряженной одной лошадью.
Следовательно, передвигается она с довольно приличной скоростью, а поскольку она отправилась в путь в половине пятого утра, то уже успела преодолеть приличное расстояние.
Кельвин был достаточно опытным всадником, чтобы не брать с места в карьер, как бы ему этого ни хотелось. Наоборот, они с Яханом сдерживали лошадей до тех пор, пока те не перешли на спокойный аллюр, не слишком утомительный ни для лошади, ни для всадника.
К счастью, после того как они выехали из Удайпура, дорога на Читогар шла в основном по равнине и лишь изредка по пологим холмам.
Кельвин поймал себя на том, что снова и снова мысленно возвращается к тем событиям, которые произошли с ним после его женитьбы.
И пришел к печальному выводу — в том, что случилось, ему некого винить, кроме себя.
Ему следовало бы догадаться, что Серафина расценит его слова после получения телеграмм по-своему и вовсе не так, как думал он. Нужно было тотчас же пойти за ней, как только она вышла из гостиной.
А после того, как пурдхан уехал, нужно было зайти к ней в спальню и непременно разбудить ее, если, конечно, она и в самом деле спала.
«Какой же я был дурак!» — честно признался себе Кельвин.
Единственным оправданием ему могло служить только то, что, хотя он и обладал огромным опытом общения со светскими женщинами, Кельвин никогда не встречал ни одной, похожей на Серафину.
Женщины всегда считали его неотразимым и совершенно ясно давали понять, что готовы на все, что он только пожелает.
Серафина же с первого дня их знакомства напомнила ему олененка, которого он в детстве пытался приручить.