В одиннадцать часов мы обедали в большой зале, и если к обеду у нас случались гости, мы засиживались за столом до трех часов дня, слушая разговоры взрослых, потрясавшие мое воображение. Мое взросление пришлось на период правления юного Эдуарда, и я живо интересовалась всем, происходившим за стенами Ротерфилд Грейс. В шесть часов мы ужинали. Стол всегда ломился от вкусных блюд, и мы с волнением ожидали приглашения к столу, потому что никогда не знали, кто приедет к нам в гости на этот раз. Как и многие другие семьи нашего круга, мы очень часто принимали гостей, поскольку отец ни за что не допустил бы, чтобы кто-нибудь подумал, будто мы не можем себе позволить гостеприимство. На столе всегда были жареная говядина и баранина, разнообразнейшие пироги с мясной начинкой, приправленной травами из нашего собственного сада, оленина и рыба, всевозможные соусы, а также консервированные фрукты, марципан, имбирные пряники и булочки. Все, что не съедали мы, доставалось слугам. Кроме того, у наших ворот постоянно собирались нищие. Матушка отмечала, что численность этого «сословия» многократно возросла с тех пор, как король Генрих разогнал монастыри.
Я очень любила Рождество. Мы, детвора, развлекались тем, что рядились во что могли и разыгрывали пьесы. Вокруг разрезания пирога, который неизменно пекли на Двенадцатую ночь, всегда царило необычайное оживление. Нам не терпелось поскорее узнать, кому на этот раз достанется серебряная монета, сделав счастливчика на целый день королем или королевой. По своей наивности мы были убеждены, что так будет продолжаться вечно.
Разумеется, будь мы мудрее, обратили бы внимание на суровые знамения. Зато это сделали за нас наши родители, и именно по этой причине лицо отца так часто омрачала тревога. Здоровье короля было очень слабым. Случись с ним что-нибудь, и трон наследовала та самая Мария, которой боялись мы, а также многие другие. Самый влиятельный человек страны разделял опасения моего отца. Его звали Джон Дадли — герцог Нортумберлендский и фактический правитель Англии. Восхождение Марии на трон означало конец Дадли. Поскольку в его планы не входило пожизненное заточение в Тауэр, не говоря уже о расставании с собственной головой, то он был вынужден строить определенные планы.
Я слышала, как мои родители обсуждают сложившуюся ситуацию, и мне было ясно, что они встревожены. Отец был законопослушным человеком, и он не мог не понимать, что именно Мария является истинной наследницей трона. А ситуация складывалась весьма необычно, потому что если Мария являлась законнорожденной дочерью Генриха, таковой никак не могла быть Елизавета. Мать Марии отправили в отставку после того, как король в своем стремлении жениться на Анне Болейн объявил свой двадцатилетний брак с Екатериной Арагонской недействительным. Простая логика указывала на то, что если брак с Екатериной все же был законным, значит, король не мог сочетаться законным браком с Анной Болейн, а это, в свою очередь делало дочь Анны, Елизавету, незаконнорожденной. Моя семья, храня верность семье Болейн, а также исходя из своих собственных интересов, была вынуждена считать первый брак короля незаконным. Однако отец привык во всем руководствоваться логикой, поэтому, полагаю, ему было очень сложно сохранять веру в законнорожденность Елизаветы.
Он делился с матушкой опасениями относительно того, что Нортумберленд попытается посадить на трон леди Джейн Грей. Она обладала определенными правами на престолонаследование, поскольку ее бабушка была сестрой Генриха Восьмого, но отец сомневался, что она получит надежную поддержку. Сильные католические группировки, разбросанные по всей стране, горой стояли за Марию. Неудивительно поэтому, что болезнь юного короля Эдуарда вызывала у отца сильную тревогу.
Однако он не стал на сторону Нортумберленда. Как мог он, женатый на представительнице рода Болейн, поддерживать кого-нибудь, кроме принцессы Елизаветы? А Елизавета, будучи дочерью короля, несомненно, имела преимущество перед леди Джейн Грей. К сожалению, еще существовала Мария, дочь испанской принцессы, фанатичная католичка и старшая дочь короля.
Это время требовало от всех крайней настороженности. Герцог Нортумберленд сделал ставку на Джейн Грей, выдав ее замуж за своего сына, лорда Гилфорда Дадли.
Таково было положение дел в первый год правления юного короля. Мне в ту пору стукнуло двенадцать лет. Меня и моих сестер больше интересовали сплетни, доходившие до нас через слуг, в особенности имевшие отношение к нашей блестящей кузине Елизавете. Таким образом, мы составили о ней представление, несколько отличавшееся от того, которое пыталась внушить нам матушка, постоянно ставившая Елизавету, самозабвенно занимающуюся греческим и латынью, в пример ее гораздо менее добродетельным и значительно менее интеллектуально одаренным кузинам Ноллис.