Лёгкий, ненавязчивый романчик 
75 
В ноябре генерал Вул издал приказ за № 74, согласно которому индейцам предписывалось немедленно приступить к выполнению одобренного Конгрессом договора.
О муже Темпл узнавала через Фиби, к которой временами наведывался Дье. Однако сведения были весьма скудны. Дье рассказывал, что у хозяина совсем испортился характер и он по малейшему поводу впадает в ярость. Темпл и сама страдала этим пороком. Домашние считали, что причиной тому ее «положение», на самом же деле молодая женщина просто тосковала по мужу. Она не призналась бы в этом даже Элайзе. Какая обида! Клинок совершенно не интересуется ею, хотя она вынашивает его ребенка!
В начале января, за две недели до рождения ребенка, в Гордон-Глен заглянул Шавано Стюарт – чтобы попрощаться. Вместе со своими единомышленниками он собрался в долгий путь на запад. Старик сказал невестке, что Клинок остается в Семи Дубах, чтобы закончить кое-какие дела. Под «кое-какими делами», судя по тону, которым были произнесены эти слова, подразумевалось рождение ребенка.
Перед тем как уехать, Шавано сжал руку Темпл своими узловатыми пальцами и сказал:
– Я рад, что мой внук родится на нашей родной земле. Это хорошо.
На глазах его блестели слезы.
– Да, – всхлипнула Темпл.
– Ну, будь здорова, доченька.
Он пожал ей руку и вышел, тяжело опираясь на палку.
Клинок стоял возле амбара и смотрел, как покупатель уводит трех породистых скакунов. На этом распродажу имущества можно было считать законченной. Само поместье досталось очередному победителю в лотерее, который скорее всего уже успел продать землю какому-нибудь спекулянту. Плантация Клинка больше не интересовала. Отныне он не должен заботиться ни об урожае, ни о работниках, ни об инвентаре. Когда-то именно о такой жизни он и мечтал – без дома, без жены, без семьи. Отчего же на душе так пусто?
Он вынул из кармана сигару – прощальный подарок покупателя, – откусил кончик, выплюнул, зажег. Вдали дымились руины Нью-Эчоты. Было время, когда индейцы чероки гордились своей столицей, теперь же от нее остались одни развалины. Здания пришли в негодность, разваливались прямо на глазах.
Около штаба болтались без дела солдаты. От походных кухонь в небо лениво тянулся дымок. Неподалеку от бывшей столицы расположились лагерем индейцы, готовившиеся к переселению на запад. Вид у них был несчастный, многие едва держались на ногах от пьянства.
Сегодня город выглядел покинутым, а ведь всего десять дней назад казалось, что Нью-Эчота вот-вот воскреснет. Полуразрушенные улицы были празднично разукрашены, со всех сторон к городку тянулись повозки, телеги, коляски. На превосходных лошадях гарцевали индейцы, одетые в теплые меховые куртки. В колясках и каретах сидели женщины и дети, окруженные черными слугами. Через равнину протянулся длинный караван повозок, нагруженных провизией, мебелью, домашним скарбом. Вслед за караваном медленно тащились стада домашнего скота.
В то утро Клинок попрощался с отцом, который вместе с шестью сотнями семей отправился на запад. А ведь вместе с ними могли бы уехать Клинок и его жена… Эта мысль не давала ему покоя. Он раздраженно прикусил сигару. Что поделаешь – Темпл до сих пор отказывалась признать, что переселяться все равно придется.
В марте президентом скорее всего станет Ван Бурен, но это ничего не изменит. Ван Бурен – человек Джексона, Россу не удастся с ним договориться. Вождь может сколько угодно называть договор недействительным, но что сделано, то сделано. Конгрессмен Джон Квинси Адамс, тот и вовсе назвал соглашение «вечным позором для страны».
Клинок угрюмо огляделся по сторонам. Куда же запропастился этот чертов Дье? Сделка заключена, пора уезжать.
Сзади раздался какой-то шум. Клинок обернулся, по-прежнему зажимая сигару в зубах. Из амбара, покачиваясь, вышел индеец в тюрбане. В руке у него была бутылка виски, на плечи накинуто армейское одеяло. Увидев Клинка, индеец остановился, слегка покачнулся и уставился на шрам, пересекавший щеку молодого Стюарта. Лицо индейца исказилось гримасой презрения и ненависти. Клинок холодно смотрел ему в глаза, отлично понимая, что поворачиваться спиной нельзя – такой может и нож воткнуть.
Индеец качнул головой и плюнул Клинку в лицо. Тот лишь едва поморщился, он испытывал глубочайшее презрение к этому несчастному идиоту, предпочитающему пьянство суровой правде. «А может быть, идиотом правильнее было бы назвать меня самого, – подумал Клинок. – Чего ради ввязался я во все эти склоки?
75 
