— Я был не в настроении представлять их друг другу, если вы об этом!
Ричмонд с облегчением выдохнул:
— Ну, хоть что-то.
— Какое отношение имеет присутствие Элеоноры к нашей размолвке с Личфилдом?
— Не могу сказать сейчас, завтра поговорим. Я просто не знаю.
Желание Джастина провести ночь с услужливой дамой таяло вместе с терпением.
— Вы говорите загадками.
— Ненамеренно. — Ричмонд тяжело вздохнул, его лицо казалось неестественно бледным. — Просто когда я увидел сегодня мисс Розвуд и понял, что она — ваша подопечная, я осознал, что должен… — Он осекся и возбужденно провел рукой по волосам. — Не стоит недооценивать Личфилда, Ройстон. — Его глаза напряженно заблестели. — Я знаю его как порочного и опасного человека и… о, нам действительно надо поскорее все обсудить!
— Что ж, хорошо, — неторопливо согласился Джастин. — Значит, завтра в три часа. В моих апартаментах на Керзон-стрит.
— Спасибо.
Ричмонд, казалось, испытал облегчение.
Джастин снова поднял бровь.
— И вы даете мне слово, что не станете приближаться к моей подопечной по любому поводу, в чем бы он ни состоял, до нашей завтрашней встречи?
— Господи боже, разумеется, даю слово! — Ричмонда явно потрясло такое предположение. — Я никогда бы не стал обсуждать с ней… Боже, нет, конечно.
— На первый раз верю на слово, — сухо улыбнулся Джастин и повернулся к Стенхоупу, который набросил ему на плечи плащ и подал шляпу. — В таком случае до завтра.
— До завтра.
Помрачневший, Джастин быстро зашагал вниз по ступенькам, направляясь к карете. Что, черт возьми, Ричмонд собирался с ним обсуждать насчет Элеоноры? Да еще так срочно и таинственно, что не мог скрыть эмоций? И какое это имеет отношение к Личфилду? Джастин встревожился не меньше графа. Может, не стоило откладывать разговор на завтра? С его стороны это чистое упрямство. Во-первых, потому, что роль опекуна и без того в столь короткий срок превратила его жизнь в настоящий хаос. Бог мой, неужели бабушка высказала ему свою абсурдную просьбу всего четыре дня назад? Во-вторых, Джастин не желал, чтобы она еще и нарушила его планы на сегодняшний вечер.
Он потянул на себя дверцу экипажа.
— Куда отправляемся, ваша светлость? — поинтересовался кучер.
Джастин забрался в карету.
— На Керзон-стрит, Билсбури. Домой.
Теперь он уже не видел смысла отправляться куда-то еще. Разговор с Ричмондом успешно отбил у него всякое желание тешить собственное либидо. Черт побери бабушку и ее проклятое вмешательство в его жизнь! И Ричмонда туда же! А больше всего — эту надоедливую колючку Элеонору Розвуд.
— Какой прекрасный день! Просто идеальный для прогулки по парку! — с довольной улыбкой воскликнула Элли. Они с герцогиней ехали в открытой карете в самое модное прогулочное время между пятью и шестью часами вечера. — Вчера столько гостей подходило к нам и выражало уважение и восхищение балом. Это так мило!
— Меня бы удивило, если бы это было не так. — Эдит Сен-Джаст благосклонно кивнула проезжавшим мимо них леди. — А лорд Эндикотт, похоже, получил особенное удовольствие, судя по его энтузиазму сегодня, — с понимающей улыбкой добавила она.
Элли почувствовала, что у нее запылали щеки, но, увидев в глазах старой леди озорные искорки, только хихикнула.
— Да, он в восторге от вашего гостеприимства.
Чарльз Эндикотт подъезжал к ним несколько минут назад и тоже рассыпался в комплиментах.
— Он в восторге от твоего шарма, дитя мое! — настаивала герцогиня. — Как и многие другие джентльмены, если судить по количеству присланных тебе сегодня букетов.
Элли еще сильнее покраснела под бледно-лимонной шляпкой с желтой лентой под подбородком. На ней было такого же бледного цвета платье с желтой лентой по высокой талии.
— Я еще никогда не видела столько цветов. А вы, ваша светлость?
Глаза Эдит блеснули добрым юмором.
— Думаю, раз или два видела в молодости.
Элли улыбнулась, поняв, что ее поддразнивают.
— Уверена, так и было. Просто я еще никогда не получала больше одного букета, а здесь так много, все пышные и красивые, как на подбор.
Малая гостиная вдовствующей герцогини буквально утопала в весенних цветах, их доставляли сегодня весь день. Около полудюжины букетов адресовались герцогине, их присылали другие светские дамы в знак благосклонно оцененного бала, но остальные — примерно дюжина — предназначались лично Элли.