Теперь я знаю ответ на загадку, над которой ломал голову, — произнес Пипин. — Денэтор ненадолго вышел из покоя, в котором лежал Фарамир, а когда вернулся, показался мне совсем другим, постарел и сгорбился, будто надломился.
— Как раз когда Фарамира принесли в Башню, люди заметили странный свет в самом верхнем окне, — вставил Берегонд. — Правда, такой свет мы и раньше видели, и в городе давно ходили слухи, что Наместник мысленно борется с Врагом.
— Увы, значит, я верно догадался, — сказал Гэндальф. — Воля Саурона пробивала путь в Минас Тирит. Поэтому я и вынужден был остаться здесь, хотя должен был ехать в поле. И сейчас еще не могу уйти, потому что скоро, кроме Фарамира, сюда принесут других раненых. Я пойду их встретить. Со стены я увидел очень печальное и горькое для меня зрелище. Кто знает, не ждут ли нас новые беды? Идем со мной, Пипин. А ты, Берегонд, вернись в Башню и доложи Начальнику Стражи обо всем, что произошло. Боюсь, что он сочтет своим долгом исключить тебя из гвардии. Скажи ему, однако, что я, — если он захочет считаться с моим указанием, — советую ему отослать тебя в Дома Целения служить Капитану и находиться при нем. Ибо тебе он обязан тем, что не сгорел живым. Иди, Берегонд. Я тоже скоро сюда вернусь.
С этими словами маг пошел в нижние ярусы города в сопровождении Пипина. Пока они шли, начался серый дождь, стал гасить пожары, только огромные клубы дыма поднимались со всех улиц.
Глава восьмая.
ДОМА ЦЕЛЕНИЯ
Слезы и усталость застилали мглой глаза Мерриадока, когда он подходил к разбитым воротам Минас Тирита. Хоббит не замечал ни руин, ни трупов, усеявших поле. Воздух был густым от огня, дыма и тумана, душным, смрадным, ибо на поле сгорело много военных машин, и много было свалено в огненные рвы, туда падали и люди, и звери. Попадались огромные, как горы, мертвые тела мамунов из южных стран — наполовину обугленные, убитые каменными снарядами, с глазами, пронзенными меткими стрелами лучников с реки Мортонд. Дождь ненадолго прекратился, вышло солнце, но в нижних ярусах города стоял едкий запах гари.
Люди уже вышли на поле возле Ворот, расчищая дорогу после битвы, и из города вынесли носилки. Эовину осторожно уложили на мягкие подушки, останки Короля укрыли великолепным золототканым покрывалом. Их обоих окружили рохирримы с зажженными факелами. Бледные в свете солнца языки пламени колебались на ветру.
Так вступили в столицу Гондора Феоден и Эовина. При виде их все обнажали головы и почтительно склонялись. Их несли мимо пожарищ и дымов нижних ярусов каменными улицами вверх. Мерриадоку этот путь показался невыносимо долгим, он шел, как в кошмарном сне, с трудом переставляя ноги; понимал, что надо куда-то идти, но куда именно — было все равно.
Факелы перед его глазами расплывались, наконец погасли совсем, и хоббит продолжал машинально идти в темноте, думая: «Это подземный ход, он ведет в могилу, там мы все останемся». Вдруг в его сон ворвался живой голос:
— Мерри! Наконец-то! Какое счастье! Я тебя нашел.
Мерри поднял голову, туман перед глазами слегка расступился. Он увидел Пипина! Они стояли друг против друга посреди узкой улочки, вокруг никого не было. Мерри протер глаза.
— Где Король? — спросил он. — Где Эовина?
Потом зашатался, сел на какой-то порог и расплакался.
— Их понесли наверх, к Цитадели, — ответил Пипин. — Ты, наверное, заснул по дороге, а ноги продолжали идти, вот и заблудился на повороте. Когда мы не увидели тебя возле носилок, Гэндальф послал меня искать. Бедняга Мерри! Но как я рад, что снова тебя вижу. Ты ужасно утомился, я не буду тебе сразу надоедать разговорами; скажи только: ты цел? Не ранен?
— Нет, — ответил Мерри. — Кажется, нет. Только, Пин, после того как я ткнул мечом того, страшного, у меня правая рука не действует, а меч сгорел, как щепочка.
Лицо Пипина стало озабоченным.
— Пойдем-ка со мной, и как можно быстрее, — сказал он. — Жаль, что я тебя не подниму и не смогу донести. Я же вижу, ты совсем падаешь. Обидно, что тебя не положили на носилки, но их можно простить: сегодня в городе произошло столько страшных событий, что им не до бедного хоббита…
— Иногда это даже к лучшему, — ответил Мерри. — Когда тебя не замечают… Ладно, об этом потом. Помоги мне, Пин. В глазах темно, и рука очень мерзнет.
— Обопрись на меня, Мерри, дружок. Идем. Потихоньку-потихоньку. Здесь близко.