Последние отзывы

  32  

– Я им сказал, – со смущением признался Донато.

– Ты безнадежен, – пристыдила мужа Грейс, но во взгляде, который она подарила Донато, была только любовь. – Пусть Романо возьмет Клэр, а Клэр возьмет Романо, – добавила роженица.

Какая ирония, подумала Клэр, принимая мальчика в голубом одеяльце. Если бы... если бы Романо стал моим...

– До чего же малюсенькая, – произнес Романо голосом, какого Клэр никогда не слышала. Подняв голову, Клэр увидела, как бережно этот большой темноволосый мужчина держит ребенка. – Не могу поверить, что это настоящие ручки: они просто кукольные, – добавил он взволнованным шепотом, а от взгляда, которым он смотрел на младенца, в горле у Клэр запершило. – Тебя будут любить, маленькая, – сказал он тихо. – Тебя будут обожать всю твою жизнь.

Донато сжал руку друга, выражая полное понимание.

Клэр смотрела на маленького Романо-Лоренцо, и сердце ее сжалось. Она думала о том, будет ли когда-нибудь лежать у нее на руках ее собственный ребеночек. Вряд ли. Она ведь не выйдет замуж за нелюбимого. И уже никого не полюбит после Романо...

На одеяльце ребенка упала слеза, и Клэр испугалась – сейчас она разрыдается. Но в это время сурового вида медсестра вошла в палату и стала их выпроваживать.

– Да, видимо, пора прощаться, – проговорил Романо, передавая ребенка другу. Потом быстро сказал что-то сестре по-итальянски, отчего ее мрачная физиономия расплылась в улыбке. Клэр положила младенца в кроватку и вместе с Романо вышла из палаты.

– Как же они хороши – просто нет слов, – выдохнула Клэр, идя по коридору. – Просто чудо.

– Да, настоящее чудо, – откликнулся Романо. Он не предполагал, что вид двоих крошек так на него подействует. Чтобы побороть охватившее его сентиментальное чувство, он сказал деланно сухим голосом: – Грейс теперь еще больше оценит твою дружбу за то короткое время, что ты пробудешь в Италии. Когда ты собираешься возвращаться в Англию?

Слова эти, с последовавшим за ними вполне обычным вопросом, сами по себе могли бы быть комплиментом. Но тон Романо не покаялся Клэр дружеским. Она остановилась так внезапно, что Романо пролетел на несколько шагов вперед, прежде чем заметил, что она остановилась.

– Клэр? – Его поразил ее невидящий взгляд. – Что случилось?

– Романо, я не собираюсь играть в какие-то игры. Признайся, что ты мне нагрубил. – Как больно было принимать его равнодушие после часов, проведенных вместе в маленькой приемной и нескольких минут невыразимой радости в палате у Грейс.

– Я просто спросил...

– Я знаю, о чем ты спросил!

– Но я не вижу никаких оснований для такой... сцены.

– Ах, ты не видишь?.. В самом деле не видишь? – мрачно вопрошала Клэр, надвигаясь на него с горящими глазами. – Может быть, тебя удивят мои слова, но, когда ты говоришь с человеком так, словно он – прах с твоих ног, это его обижает. Ты богат, имеешь власть, ты красавец, Романо Беллини, но уверяю тебя: малая толика человечности стоит гораздо больше всего того, чем ты владеешь. И еще. – Клэр отступила на шаг, не отводя глаз от его лица. – Советую учесть: я уеду из Италии, когда сама этого захочу. Ясно?

– Ясно как Божий день. – На его скулах полыхали красные пятна. Черные глаза горели гневом. – Да и половина больницы, я думаю, тоже все слышала и все поняла.

– А мне плевать, – заявила Клэр. Боль от жестокой несправедливости происходящего привела ее в бешенство. – Мне все равно, что о нас подумают. Ты нагрубил мне после того, как мы любовались младенцами. Как ты мог?!

– Клэр...

Но она отступила от него еще на шаг, развернулась и побежала по коридору. Влетев в дамский туалет, который они только что миновали, она заперлась в кабинке и рыдала до тех пор, пока хватало слез.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Как могла я наговорить, ему такого? Эта мысль не покидала Клэр с того самого вечера, когда родились близнецы.

Тогда, выйдя из туалета, где она пробыла не меньше двадцати минут (лицо вымыто холодной водой, блестят расчесанные щеткой волосы), Клэр увидела Романо, ждавшего ее в коридоре. Романо стоял, прислонившись к стене, и казался абсолютно спокойным.

Она не знала, что последует дальше: упреки с его стороны, молчаливое презрение или бурная сцена. Однако ничего этого не было. Романо, указав рукой на выход, просто спросил:

– Домой? – И добавил: – Я позвонил Лоренцо, сообщил ему хорошие новости, чтобы он смог заснуть. Думаю, что я правильно сделал.

  32