— Он собирается дать мне отказ, а раз так, я совершенно не намерена спорить с ним.
Она взглянула в зеркало и увидела, что выглядит так подавленно, словно ее ждет какая‑то ужасная судьба. Бланш взяла свою шаль цвета слоновой кости. Теперь ей было жаль сэра Рекса так же сильно, как себя. Но она должна перестать вмешиваться в его дела. Надо прекратить попытки улучшить его жизнь. И любить его она тоже должна перестать, если сможет. Ее мысли никогда еще не были такими унылыми.
— Нам будет неловко оставаться здесь. Поэтому начинай паковать наши вещи, — сказала она горничной.
Душевная боль снова поднялась со дна души и превратилась в горе. Его отказ сам по себе был тяжелым ударом, но теперь она поняла, что начнет тосковать о нем, как только уедет отсюда.
— Ох, миледи! — прошептала Мег.
— Так будет лучше. Может быть, он прав. А если не прав, то лучше, чтобы он отказал мне, чем чтобы заставил себя жениться против собственной охоты.
Бланш снова улыбнулась и медленно стала спускаться по лестнице. Ее сердце лихорадочно колотилось в груди.
Выйдя из дома, она заметила, что небо покрылось серыми тучами и стало таким же мрачным, как ее чувства. Скоро польет дождь. Как он сейчас к месту! — подумала она.
На фоне серого как сталь океана и бледно‑серого горизонта возник силуэт сэра Рекса. Пока он подходил к Бланш, сердце словно перевернулось у нее в груди. Она была уверена, что, если покинет его сейчас, это ничего не изменит в ее так недавно возникшей любви. Он выглядел великолепно — красивый, мощно сложенный мужчина. Одну руку он держал в кармане своего коричневого шерстяного пиджака, другая лежала на бруске‑опоре, встроенном внутрь костыля. Он повернулся и издалека, со своего места за садом, отыскал глазами глаза Бланш. Их взгляды встретились.
Сэр Рекс покинул свое место на краю обрыва, вошел в еще голый сад и медленно направился к ней. Бланш стояла неподвижно: она была не в состоянии сделать ни шага. Бланш заметила, как медленно он идет, и подумала: не потому ли это, что сэра Рекса тоже мучит страх, но другой, его собственный?
Когда сэр Рекс остановился перед ней, лицо у него было мрачное.
— Вы потрясли меня своим предложением, — спокойно произнес он.
— Я это знаю, — сказала она, дрожа и жалея, что они не могут уклониться от этой встречи и вернуться в прошлое.
— Бланш, для меня большая честь то, что вы считаете меня подходящим кандидатом на вашу руку.
— Для вас это не честь. Мне показались, что вы были испуганы и сердиты, а не горды оказанной честью, — возразила Бланш. Она сама не могла поверить, что говорит так откровенно. А потом она добавила: — Насколько я понимаю, вы собираетесь мне отказать.
Его лицо исказила боль.
— Нет. Для меня это действительно честь. Я многое передумал за этот день, но страха не было.
Бланш не знала, что ответить, и чувствовала себя в опасной близости к слезам.
— Правду говоря, я хотел обсудить с вами этот вопрос немного позже, — сказал он, вглядываясь в ее лицо.
Бланш стало трудно дышать. Она осознала, что тоже сердится. Это была совершенно необычная для нее вспышка гнева.
— Вы играете со мной, сэр Рекс?
— Нет, я никогда не поступил бы с вами так. Все, что я уже сказал, правда. И я добавлю к этому еще вот что: я считаю, что вы слишком хороши для такого мужчины, как я. Но, — продолжил он, не давая ей заговорить, — я хочу принять ваше предложение, если вы действительно хорошо подумали о том, каким будет наш с вами брак.
Бланш, которая ожидала самого худшего, была так поражена его ответом, что покачнулась от изумления, и сэр Рекс осторожно поддержал ее.
— Вы не отказываете мне окончательно?!
— Нет, не отказываю, — ответил он и, немного помолчав, добавил: — Но я не хочу принять ваше предложение, а потом разочаровать вас.
— Вы никогда меня не разочаруете.
Он остановил ее движением руки и заговорил сам:
— Бланш, вы уверены в этом? Я знаю, что здесь, в Лендс‑Энде, мы почти все время великолепно уживались друг с другом. Но вы хорошо подумали о том, как мы проживем вместе в городе, хотя бы всего один месяц? Вы представили себе, как я буду выглядеть во главе стола на званом ужине? Будете ли вы горевать, когда я должен буду вернуться в деревню? Или я вызову у вас досаду, а может быть, даже разочарование? И что вы будете делать, если услышите, как кто‑то злословит у вас за спиной, осуждая меня, а может быть, даже нас обоих?