Уле ничего не оставалось, как позволить принцу вести ее по залу в такт романтической музыке.
Она чувствовала себя неуютно, понимая, что принц Хасин прижимает ее к себе гораздо ближе, чем это делали другие партнеры, а голос его был наполнен каким-то страстным чувством, которому девушка никак не могла найти определение.
— Вы прекрасны, мисс Форд!
Ула молчала, и принц продолжал:
— Вы действительно холодная и сдержанная, какими стараются быть большинство английских женщин, или же за этими искрящимися глазами скрывается огонь, способный опалить мою душу?
Ула заставила себя сказать:
— Мне… очень трудно следить за словами вашего высочества… так как я боюсь… сбиться с такта. До этого мне лишь несколько раз… доводилось танцевать вальс.
— Если я первый, с кем вам суждено танцевать вальс, — снова заговорил принц вкрадчивым голосом, — то мне хотелось бы стать и первым, кто поцелует вас, первым мужчиной, который приобщит вас к прелестям любви.
Ула, не зная, что ответить на эти слова принца, внутренне напряглась.
Через какое-то время принц заметил:
— Мне сказали, граф Чессингтон-Крю ваш дядя. Я как-то встречался с ним на скачках в Эскоте.
Ула, решив, что это безопасная тема для разговора, поспешно сказала:
— У вашего высочества есть скаковые лошади?
— Не в Англии. Но в Кумаре я владею конным заводом.
— Как интересно! — воскликнула Ула.
— Я хочу показать вам своих лошадей, — ответил принц, — и еще много чего интересного.
И снова в его голосе прозвучало что-то двусмысленное, но, к радости Улы, танец закончился, и принц был вынужден проводить ее к патронессе.
Девушка заторопилась к герцогине, беседовавшей с несколькими пожилыми господами, испытывая невероятное облегчение.
Сделав реверанс, Ула сказала:
— Благодарю ваше высочество за танец.
— Вы должны еще потанцевать со мной.
Его слова звучали как приказ.
— Боюсь, это невозможно, — поспешно заметила Ула. — Вы должны понять, ваше высочество, что бал устроен в мою честь, и поэтому все мои танцы уже расписаны.
В полуприкрытых глазах принца появилось такое странное выражение, что девушка смутилась, проникаясь еще большей неприязнью к нему.
— Я вас не забуду, мисс Форд, — сказал принц и, взяв руку Улы, поднес ее к губам.
Тончайшее кружево красивых перчаток не спасло девушку от неприятного чувства, когда она ощутила прикосновение к своей коже толстых горячих влажных губ принца. Она вздрогнула от отвращения, словно дотронулась до скользкого пресмыкающегося.
Уле показалось, поцелуй продолжался бесконечно долго. Наконец принц выпустил ее руку, и девушка с облегчением увидела рядом с собой маркиза Равенторпа.
— Зачем вы танцевали с принцем Хасином?
— Я… я ничего не могла… сделать, — ответила Ула. — Но… пожалуйста, сделайте так… чтобы он больше не… приближался ко мне. В нем есть что-то… отталкивающее… пугающее.
Она подняла взгляд на маркиза и увидела в его глазах гнев.
— Эта тварь не имела никакого права приходить сюда, — сказал он. — Вне всякого сомнения, это не тот человек, с которым вам следует встречаться.
Прежде чем он успел сказать что-либо еще, к Уле подошел офицер гвардейской кавалерии, ее партнер на следующий танец.
Во время кадрили девушка думала, какое это счастье, когда ее не прижимает к себе человек, не понравившийся ей с первого взгляда.
До конца вечера Ула не переставала ощущать на себе пристальный взгляд принца. Она чувствовала себя очень неуютно, не в силах скрыться от его пристального бесстыдного взгляда, а также от наполненных злобной яростью взглядов дяди, тетки и Сары.
— Бал такой восхитительный, как можно прекращать веселье? — обратилась к маркизу одна очаровательная дама, темные волосы которой украшала сверкающая диадема из рубинов.
— Возможно, вам, Джорджина, и не требуется сон, чтобы сохранять свою красоту, — ответил маркиз, — но бабушка моя больше не молодая девушка, и ей вредно затягивать вечер допоздна.
Дама, которую звали Джорджина, капризно надула губки, но возразить ей было нечего.
То, какими глазами она смотрела на маркиза, открыло Уле, что она влюблена в него. Однако Джорджина была лишь одной из многих красивых женщин, которые, как заметила девушка, весь вечер крутились подле хозяина дома, то и дело брали за руку и призывно поднимали к нему свои прекрасные глазки.