Последние отзывы

  171  

— Я не честолюбив и не привередлив и даже не слишком религиозен. Эти деньги достались мне очень легко, и я до сих пор испытываю чувство вины. Думаю, они принесут мне куда больше счастья, если я кому-нибудь помогу. Гостиница мне не нужна. В скором времени мне придется заняться поместьем — это мой долг перед настоящим Дамианом Леруа, Женевьевой и тем человеком, которого я привык называть Жоржем Ранделем.

На следующий день Орнелла поднялась рано. Ее пугала нынешняя неустроенность их жизни, удручало душевное состояние Дино, и все же внезапно вспыхнувшее желание совершить то, о чем она прежде даже не помышляла, было сильнее всех доводов разума.

Собираясь отправиться в приют, она надела скромное синее платье и шляпу с вуалью. Орнелла не удивилась, когда Женевьева пожелала составить ей компанию, и не слишком ждала, что за ними последует Дино. Когда она выходила из номера, он делал вид, что спит, хотя давно проснулся и прислушивался к ее движениям.

Орнелла понимала мужа: Дино родился в семье, в которой ценности не менялись с течением времени и были так же незыблемы, как гранит. Леон и Сандра Гальяни были способны вскармливать и воспитывать только своих детей, ибо, по мнению всякого корсиканца, общие дети — самое главное, что остается от жизни, прожитой вместе.

Накануне Бьянка, хорошо знающая своего отца, прямо сказала золовке:

— Советую взять маленького ребенка, быть может, нескольких месяцев от роду. Мы с Андреа сохраним факт усыновления в тайне. Леон давно не получал писем от Дино; будет несложно солгать, что ребенка родила ты.

Орнелла вздернула подбородок, и ее глаза сверкнули.

— Это необходимо?

Бьянка вздохнула и посмотрела ей в глаза.

— Так будет лучше.

Орнелла была поражена нищетой приюта. Она вспомнила, как в юности страдала от того, что Беатрис не приходило в голову попытаться предать бедности оттенок благородства. Именно этот стыд заставлял Орнеллу выхаживать по улицам Лонтано с гордо поднятой головой и вызывающей усмешкой на губах. Теперь она знала, что нищету нельзя оправдать и приукрасить ничем.

Поколебавшись, она все же последовала совету Бьянки и сказала, что хотела бы усыновить ребенка, которому не исполнилось года.

Приютом ведали монахини, старшая из которых внимательно выслушала Орнеллу и согласилась показать ей детей.

— Вам нужен мальчик или девочка?

Орнелла растерялась.

— Я не думала об этом.

— Идите за мной, — мягко промолвила монахиня.

Они миновали полутемный коридор и вошли в просторное помещение с каменными стенами и полом. Здесь были кровати без пологов, в которых лежали дети, но, к удивлению Орнеллы, монахиня уверенно двигалась дальше.

Внезапно Женевьева, которая держалась очень настороженно и натянуто, подошла к одной из кроватей и без малейшей опаски, осторожно и умело взяла на руки лежавшего в ней ребенка.

— Смотрите, какая прелестная девочка! Это же девочка, правда?

Орнелла остановилась. Странное внутреннее пламя обожгло ее сердце.

— Ты думаешь… — начала она, не смея приблизиться.

— Простите, мадам, — вмешалась монахиня, — вам не стоит брать эту девочку.

Орнелла обернулась, и ее взгляд похолодел.

— Я вас не понимаю.

— Вам предстоит нелегкое дело — воспитать чужого ребенка, и вы должны знать правду.

— Разве усыновленный ребенок не станет моим?

— Эту девочку, — продолжила монахиня, — родила нищенка, да к тому же цыганка.

Орнелла догадалась: эта женщина не знала, кто она, и ожидала увидеть в ее глазах худшее, что только может быть на свете, — презрение богатых к беднякам.

Женевьева опустила ребенка обратно в кровать и выпрямилась.

— В свое время меня не хотели брать из приюта потому, что я была дочерью аристократов.

Орнелла замерла, и тут на помощь неожиданно пришло то самое безрассудство, которое, еще при жизни на Корсике, делало ее непохожей на остальных: Орнелла порывисто устремилась вперед и выпалила:

— Я хочу взять именно этого ребенка!

И только потом его увидела. Это была девочка, темноволосая, кудрявая и смуглая, должно быть, в самом деле рожденная цыганкой. Ей было полгода, а возможно, и больше, но она выглядела тщедушной и хилой.

Когда Орнелла впервые взяла ребенка на руки, что-то внутри нее словно растаяло или разбилось. Она потеряла опыт, словно утратила все жизненные навыки, и целиком обратилась в чувства. Казалось, судьба открыла перед ней дверь, за которой таилось много нового и сложного, и приглашала войти.

  171