— Разрешите вас покинуть. Я приходил затем, чтобы узнать, как здоровье генерала: ведь я оставил его тяжелораненого в полевом госпитале. Я был рад узнать, что он находится в добром здравии.
Поклонившись собравшимся, Джулио повернулся и вышел. Амалия последовала за ним.
— Кажется, я вас обидела! — сказала она.
Хотя в голосе женщины звучало искреннее сожаление, Джулио решил, что не станет ее щадить.
— Кошельки, сударыня, раздают лакеям, а я — солдат армии императора Наполеона!
— К сожалению, я отвыкла от того, что среди нас остались люди, признающие, что на свете существуют вещи важнее денег! Вы правы: нельзя болеть золотом, позволять ему овладевать собой, ибо тогда оно поглотит вашу душу! Прошу вас простить меня и пожаловать к нам завтра! Благодаря вашему присутствию вечер прошел необычно; надеюсь, вы тоже получили некоторое удовольствие?
— Боюсь, моя солдатская форма не слишком уместна среди роскоши вашего дома, — сухо проговорил Джулио.
— Это не имеет значения. Хотя на вас в самом деле гораздо лучше смотрелся бы офицерский мундир. Почему бы вам не поступить в Военную школу?
— Туда принимают только дворян.
— Всегда можно найти лазейки! — Амалия произнесла это так, словно делала намек или давала обещание.
Джулио решил, что пора ответить любезностью на любезность, и сказал:
— Вы вовсе не такая высокомерная и чопорная, какой ожидаешь увидеть супругу генерала. Сперва я вообще подумал, что вы его дочь!
Комплимент был дерзким, однако женщина рассмеялась.
— Неужели? Как мило! Так вы придете завтра?
Он поклонился.
— Да, сударыня.
Он в самом деле пришел и продолжал приходить каждый вечер, а однажды Амалия сказала:
— Завтра приезжает мой супруг. Я встречу его за городом. Буду рада, если вы согласитесь меня сопровождать. Для Жиральда этот будет приятный сюрприз!
Джулио удивился. Хотя после первого вечера Амалия держалась с ним очень ласково и любезно, он совсем не рассчитывал стать другом семьи де Сент-Эньян!
— Хорошо, сударыня.
— Где вы остановились?
Он ответил.
— Я заеду за вами в десять утра.
На следующий день Джулио проснулся, когда на небе едва начали тускнеть звезды, и распахнул окно. Над городом вздымались остроконечные колокольни, длинные кирпичные колоннады труб. Пахло гарью, нечистотами, пылью.
Оглядев комнатку с ободранными стенами и колченогой мебелью, он тяжело вздохнул. Отпуск заканчивался, через несколько дней ему придется вернуться в полк.
Хотя деньги были на исходе, Джулио снова попросил ванну и, приняв ее, принялся разглядывать себя в осколок зеркала. В глубине серых глаз мерцали золотистые точки, волосы лежали красивыми волнами, гладкая кожа была покрыта ровным загаром, зубы сверкали, как жемчуг. И все же его внешность, молодость, сила не приносили ему никакой пользы. Возможно, он был неправ, отказавшись от денег Амалии де Сент-Эньян? Роскошь ее салона вызывала в нем завистливую злобу, но он был вынужден скрывать свои чувства и разыгрывать бедного, но благородного и бескорыстного корсиканца.
К его досаде, Амалия приехала раньше назначенного времени и поднялась к нему в комнату. На ней было шелковое платье лилового цвета и зеленый бархатный спенсер. В руках она держала расшитый пайетками ридикюль. На ногах женщины красовались атласные туфельки, явно не предназначенные для ходьбы по грязным улицам.
— Было бы лучше, если б вы подождали в экипаже, — сказал Джулио, скрывая раздражение.
Гладкий лоб Амалии прорезали морщинки. Она нервно сжала руки и прошлась по комнате.
— Полагаете, я не знаю, что такое бедность? Вам трудно представить, что были вынуждены пережить парижане во времена революции! День ото дня мне приходилось наблюдать гибель мира, в котором я родилась и выросла. Люди падали от голода прямо на улицах, падали и умирали. Хлеба выдавали полфунта на день, мера картофеля стоила тридцать пять ливров, а человеческая жизнь — и того меньше. На каждой площади стояла гильотина, там ежедневно казнили толпы народа! Подумать только — всего тринадцать лет назад мы думали, что никогда не выберемся из этого кошмара, — отрывисто проговорила она и вдруг улыбнулась очаровательной, обезоруживающей улыбкой: — Правда, тогда я была молода!
— Вы и сейчас молоды, — заметил Джулио, добавив комплимент, который слышал в ее салоне: — И прекрасны, как греческая богиня!