Ренцо взглянул на Дарси – она лежала с закрытыми глазами, яркие рыжие локоны рассыпались по белой подушке. Он думал о том, что она уедет в Норфолк, когда они вернутся в Лондон, и пытался представить, каково это – спать с кем-то еще, когда ее больше не будет с ним, но мысль о худышке-брюнетке, лежащей на смятых простынях, его уже не привлекала. Он инстинктивно положил ладонь на голые ноги Дарси.
– Так ты говоришь, это был самый что ни на есть радушный прием? – спросил он.
– Ты же знаешь, что это так, – сонным голосом ответила она. – Но мне надо встать и найти платье. Оно, наверное, помялось.
– Не беспокойся, – улыбнулся он. – Джизелла выстирает его и выгладит.
– Зачем это? – Голос у нее вдруг сделался резким, глаза широко раскрылись. – Я могу сама выстирать, и прополоскать платье в раковине, и повесить. На жарком солнце оно моментально высохнет.
– А если я скажу, что не хотел бы, чтобы ты это делала? Дарси, почему ты такая чертовски упрямая?
– А разве тебе не нравится мое упрямство?
– Нравится, когда оно к месту.
– Ты хочешь сказать, когда это устраивает тебя?
– Esattamente.
Дарси уставилась в потолок. Как объяснить, что его экономка наверняка видит в ней служанку, такую же, как сама Джизелла. Как и Джизелла, она накрывает столы и убирает грязную посуду за людьми, у которых намного больше денег, чем у нее. Она не хочет изображать светскую даму, ожидающую, что ей постирают одежду. Она не будет кем-то, кем не является, той, кто не сможет жить прежней скромной жизнью, когда вернется в Англию, а ее любовник-миллионер останется в воспоминаниях.
Но не следует отыгрываться на Ренцо. Потому что Ренцо – это Ренцо. Она ни разу не возразила против его высокомерия. А по правде говоря, это всегда ее заводило и, в каком-то смысле его надменность стала естественным барьером, помешавшим полностью подпасть под его чары, дало силы очнуться от мечтаний и реально взглянуть на все.
Дарси потянулась к Ренцо и коснулась губами его рта.
– Расскажи, что ты придумал – чем мы займемся?
Его пальцы оказались у нее между бедер.
– Придумал? Чем займемся? Когда я смотрю на твое тело, то у меня из головы выветриваются все мысли.
Дарси остановила его руку.
– Расскажи мне про Валломброзу. Я не про оливки или вино. Ты жил здесь в детстве?
– Откуда такой внезапный интерес? – насторожился он.
– Ты же сам сказал, что мы обедаем с человеком, который покупает это место. Будет немного странно, если я ничего не знаю о доме, о том, как ты жил в нем. Ты здесь вырос?
– Нет, я вырос в Риме. В Валломброзу мы приезжали на отдых.
– И?…
– Поместьем владело много поколений семьи моей матери. Мы укрывались здесь от городской жары. Мы с мамой приезжали на все лето, а отец только на уик-энд.
Дарси кивнула – она знала, что, как и она, Ренцо был единственным ребенком и что оба его родителя умерли. Вот и все, что она знала.
Она водила пальцем по его плоскому твердому животу.
– А чем вы занимались, когда приезжали сюда?
Он снова подтолкнул ее руку к своему паху.
– Отец учил меня охотиться и ловить рыбу, а мать в это время общалась с соседями и развлекалась. Иногда приезжали знакомые, а школьная подруга матери, Мариелла, постоянно у нас была. Мы были вполне счастливы… или так мне казалось.
Дарси заметила, что в его голосе послышались унылые и жесткие нотки.
– Но вы не были счастливы?
– Нет, не были. – Он повернулся и посмотрел на нее – лицо у него исказилось. – Разве ты до сих пор не поняла, что мало кто бывает счастлив?
– Догадываюсь, – сказала она, но подумала…
О чем? О том, что другим людям неведомы те страдания, которые выпали ей. Неужели такому успешному и влиятельному человеку, как Ренцо, известны душевные муки? Он поэтому иногда бывает таким далеким, таким закрытым и холодным?
– Что-то случилось?
– Можно сказать и так. Родители развелись, когда мне было семь лет.
– Это было… тяжело?
Он бросил на нее взгляд, по которому трудно было что-либо понять.
– Разве не все разводы тяжелые?
Она пожала плечами:
– Наверное.
– Особенно когда узнаешь, что у лучшей подруги твоей матери была связь с твоим отцом, и не один год, тогда-то ты понимаешь, что в результате женщинам никогда нельзя доверять.
Дарси покусала губу и снова спросила:
– И что потом?
– После развода отец женился на своей любовнице, но мать так и не пришла в себя. Ее предали дважды, а единственным оружием стал я.