Последние отзывы

  108  

– Да нет, – говорит Марв.

– Слушай, я просто подумал…

– Эд, дело вот в чем… – обрывает он меня.

И слова замирают у него на губах.

– Я просто подумал, что ты…

– Эд, у меня нет денег.

Ничего себе заявки…

– Как это? – разворачиваюсь я и встаю с ним лицом к лицу. – Как это – нет денег?

– Я их потратил.

Голос Марва исходит из какого-то другого места. Но не изо рта точно. Словно говорит пустота где-то за его плечом.

– На что, Марв?

Я даже начинаю беспокоиться.

– Да нет, ни на что такое…

Ага, голос, похоже, к нему вернулся. Слышится изо рта, как обычно.

– Я их положил в один фонд. И не смогу оттуда взять в ближайшие несколько лет. Они там лежат. На них капают проценты. – Мой друг очень серьезен. Даже задумчив. – В общем, я не могу их оттуда забрать.

– Вообще?

– Вообще.

– Даже если случится форс-мажор?

– Я же сказал: не могу.

Тут я снова принимаюсь орать, громко. Так, что улица встряхивается во сне.

– Какого хрена ты это сделал?

И тут Марв ломается.

Ломается на моих глазах – вдруг срывается с места, бежит вокруг машины и забивается внутрь. Садится за руль и намертво вцепляется в него.

И тихо плачет.

Такое впечатление, что даже руль залит слезами. Марв плачет – с перекошенным лицом. Слезы застывают на щеках и неохотно сползают на шею.

Я обхожу машину.

– Марв?

Молчание.

– Марв, что случилось?

Он поворачивается, покрасневшие глаза косятся в мою сторону.

– Садись, – выдавливает он. – Сейчас кое-что покажу.

С четвертого раза «форд» заводится. Мы едем через весь город. Слезы все текут и текут по лицу Марва. Теперь уже не так неохотно. Они скользят прихотливо извивающимися ручейками. Словно пьяные.

Мы останавливаемся у маленького, обитого сайдингом дома. Марв вылезает. Я тоже.

– Помнишь это место? – спрашивает он.

Конечно помню.

– Сьюзен Бойд, – говорю я.

Слова нехотя вылезают у Марва изо рта. Тень закрывает ему пол-лица, но я вижу очерк профиля.

– Они уехали, – говорит он. – Причем не просто так.

– Боже правый, – бормочу я – на вдохе, не на выдохе, поэтому слов не слышно.

Они просто не могут выбраться изо рта.

Марв произносит последнее слово.

Он шевелится, свет фонаря бьет ему в лицо, и слова выплескиваются, как кровь:

– Ребенку два с половиной года.

Мы садимся обратно в машину и долго молчим. Потом Марва бросает в дрожь. У него загорелое лицо – конечно, на воздухе ведь работает, – но сейчас оно белое как бумага.

Теперь все встало на свои места.

Все понятно.

Словно написано у него на лице крупными буквами.

Даже не написано, выбито.

Черным по белому.

Да, теперь все ясно.

Убогая машина.

Безобразное скупердяйство и позорная жадность.

Даже его склонность к бесплодным спорам, выражаясь в манере автора «Грозового перевала». Марв страдает, причем в полном одиночестве. И копит деньги, упорно копит деньги, – потому что только так может смотреть на себя в зеркало, не испытывая отчаянного чувства вины.

– Понимаешь, я хочу что-нибудь оставить ребенку. Когда подрастет.

– А это он или она?

– Не знаю.

– Подружки ее дали, – безучастно говорит Марв. – Они съехали, и я пошел по домам подружек. Умолял рассказать, куда она подевалась. Господи, как вспомню, так вздрогну… Я рыдал на крыльце у Сары Бишоп, готов на колени был встать… – Слова отдают тихим эхом, будто и не Марв их произносит. Губы у него почти не шевелятся, как онемели. – Сьюзен, да. Девочка моя. – Он кривится в саркастической усмешке. – Папаша ее был строгим до усрачки. Но она умудрялась выскользнуть из дома пару раз в неделю, перед рассветом. И мы шли на старое поле, на котором папаша выращивал кукурузу. – На губах Марва обозначается что-то похожее на улыбку. – И вот мы брали одеяло, шли туда и… в общем, сам понимаешь, чем занимались. Несколько раз в неделю. С ней было… бесподобно. – И он обращает на меня пристальный взгляд – потому что хочет, чтобы собеседник знал: это чистая правда. – С ней было… очень хорошо.

Улыбка Марва беспомощно цепляется за немеющие губы.

– А иногда мы плевали на все и залеживались до самого рассвета…

– Потрясающе, – искренне говорю я.

  108