с удовольствием перечитала 
22 
— Простите, мадемуазель, я, вероятно, ошибся номером.
— Я не верю вам, — заявила Вада. — Вы вор! Что вы здесь делаете с моими письмами?
Он посмотрел на то, что держал в руках — небольшую стопку бумаг. Незадолго до этого Вада положила ее на письменный стол. Здесь было и письмо от ее матери из Нью-Йорка, еще не вскрытое, адресованное мисс Эммелин Хольц.
Среди бумаг находилось также послание из отеля — его Вада читала в поезде, и перечень вещей, необходимых для приданого, — целый список на нескольких страницах, который составила ее мать перед отъездом.
Незнакомец в зеленом сюртуке внимательно, с неподдельным изумлением и любопытством, смотрел на бумаги. Потом положил их на стол.
— Прошу меня извинить, — тихо произнес он.
— Я не принимаю ваших извинений. С пистолетом, нацеленным на незнакомца, Вада сделала несколько шагов к звонку.
— Минуту, пожалуйста, — попросил он, когда девушка подняла руку, чтобы позвонить.
— Перед тем как меня арестуют, хочу вам сказать, что я не собирался ничего красть. Я журналист.
Вада сразу оцепенела, ее рука машинально опустилась. С широко открытыми глазами она повторила не очень твердо:
— Журналист?…
— Да. Я знал, что в этом номере живет мадемуазель Эммелин Хольц, а мне очень хотелось поподробнее узнать о самой богатой в Америке молодой девушке.
— Но мадемуазель… здесь нет.
— Я знаю, — ответил он. — Внизу мне сказали, что она приедет позже. А вы, должно быть, мадемуазель Спарлинг?
— Но… здесь вам… не о чем писать. Страх перед журналистами, который вбивали в нее всю жизнь, словно парализовал Ваду, отбив всякую способность мыслить. Она не в состоянии была решить, что делать дальше.
Затем, поддавшись внезапному порыву, проговорила:
— Пожалуйста, прошу вас, не пишите ничего о мадемуазель… Она страшно этого не любит.
— Я слышал, — ответил незваный гость в зеленом. — Ей всегда удавалось избегать пошлых взглядов публики.
— Откуда вы все это знаете здесь, в Париже?
— Во всех редакциях есть досье, в них собираются газетные и журнальные вырезки, ссылки и статьи о любой важной персоне или знаменитости. Но о мадемуазель Хольц почти нет ни строчки. Нет даже ее фотографии.
— Тогда, пожалуйста, уходите и забудьте, что вы здесь были, — почти умоляла Вада.
— Я бы так и поступил, — ответил незнакомец, — но боюсь пошевелиться: у вас в руках крайне неприятное оружие.
Вада совсем забыла, что все еще держит пистолет. Она положила его на стол.
— Пожалуйста, уходите!
— А мой репортаж? Что же мне написать? — спросил он озабоченно. — Что мадемуазель Хольц по-прежнему удается быть невидимкой, но у нее есть чрезвычайно привлекательная и очаровательная спутница — мадемуазель Спарлинг?
— Нет, нет… пожалуйста, не надо! — попросила Вада. — Пожалуйста, не пишите это!
— Почему же? — заинтересовался незнакомец.
— Потому что…
Вада пыталась быстро придумать какую-нибудь причину:
— …У меня из-за этого будут очень большие неприятности. Я могу даже потерять работу.
Незнакомец в зеленом улыбнулся, и его лицо сразу стало более молодым, чем прежде, когда он был серьезен.
Вада почувствовала некоторую неловкость, заметив в глазах мужчины искорки, и его улыбка показалась ей слегка насмешливой. Тем не менее она подумала, что он нисколько не похож на тех журналистов, которых ей доводилось видеть в Америке.
— Для какой газеты вы пишете? — спросила девушка, не в силах сдержать свое любопытство к этому человеку.
— В основном — для журнала «Плюм». Глаза Вады расширились.
— Вы имеете в виду журнал, публикующий символистов?
Незнакомец улыбнулся:
— Как, вы знаете о символистах, мадемуазель? Неужели их слава уже достигла берегов Америки?
— Мы, по другую сторону Атлантики, не так уж несведущи! — чуть высокомерно заявила Вада.
Он усмехнулся, и она поняла, что его позабавила такая патриотичность.
— Хорошо, но все-таки, как вы полагаете, что такое символизм?
Немного подумав, Вада сказала:
— Я читала, что это понятие означает свободу воображения, а также «самовыражение, освобожденное от оков».
Лицо незнакомца отразило неподдельное изумление.
— О, да вы и это знаете! Не ожидал.
— Ну, это уж слишком. Вы ко мне относитесь, как к ребенку, — не сдержавшись, резко заметила девушка.
22 
