– Все в порядке? – спросил Рейф, прикрывая ладонью холодные пальцы девушки.
Шаан кивнула и со вздохом откинулась на спинку мягкого кожаного сиденья.
– Неужели наши фотографии появятся опять во всех газетах? – с отчаянием спросила она.
– Все зависит от того, случится ли за этот день какая-нибудь сенсация, – ответил Рейф. – Если ничего не происходит, газеты, чтобы привлечь читателя, начинают смаковать пикантные подробности различных скандальных историй вроде нашей. – Рейф наклонился и нажал невидимую кнопку в дверце машины. Сразу же плавно опустилось стекло, отделявшее их от шофера. – Убедись, что мы оторвались от них, прежде чем свернуть в аэропорт, – скомандовал он водителю. – Мы уже достаточно засветились на публике.
Шофер кивнул и посмотрел в зеркало заднего вида. Потом резко свернул в боковой переулок, повернул еще раз направо, затем, на светофоре, налево. Любой, кто знал Лондон, решил бы, что он везет пассажиров в дом Рейфа. Но вскоре, еще раз глянув в зеркало, он изменил курс и направился в сторону аэропорта Хитроу.
– У нас еще осталось время, чтобы переодеться, – сказал Рейф, когда они вошли в зал ожидания. С этими словами он протянул Шаан дорожную сумку и проводил ее до женского туалета.
Шаан послушно кивнула и вошла. Вернулась она минут через десять, одетая в кремовую бумажную блузку и темно-желтые брючки. «Наверное, все это приготовила миссис Клоу», – подумала девушка.
Рейф ждал ее, прохаживаясь неподалеку от дамской комнаты. Он не переоделся, но его облик сильно изменился. Исчезла роза с лацкана пиджака, а лицо приобрело жесткое, непримиримое выражение, которого утром она не замечала.
Он взглянул на девушку, и в глазах его мелькнуло что-то непривычно интимное, от чего Шаан нервно поежилась, ощущая странное смущение.
Но вот Рейф наклонился, чтобы взять у нее из рук сумку, и странное выражение исчезло.
– Мы уже опаздываем, – сказал он и увлек девушку за собой сквозь суетливую толпу пассажиров. Он шел быстро, широкими шагами, Шаан приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним.
Вскоре они поднялись на борт самолета. Их места оказались в первом классе «Боинга-747». Сбитая с толку такой спешкой, Шаан не заметила, как лайнер поднялся в воздух.
И только в этот момент она сообразила, что понятия не имеет, куда они направляются.
– К-куда мы летим? – спросила она.
– А я все думал, когда же ты наконец поинтересуешься. – Улыбка Рейфа показалась девушке натянутой. – Далеко, – ответил он. – Если точнее, в Гонконг.
Гонконг? Шаан удивленно заморгала.
– И как долго туда лететь?
– Пятнадцать часов, если повезет, семнадцать, если возникнут помехи. – Рейф подозвал стюардессу и заказал прохладительные напитки. Потом вынул что-то из кармана пиджака. – Вот, выпей это.
Шаан протянула было руку за таблетками.
– Но…
– Никаких «но», – отрезал Рейф. – Это страшно долгий перелет. Будет лучше, если ты проспишь его большую часть.
Улыбчивая стюардесса с восточными глазами принесла заказанные напитки. Рейф протянул Шаан бокал.
– Проглоти таблетки, – невозмутимо скомандовал он.
Шаан молча подчинилась.
– Да, думаю, сейчас самое время сообщить тебе, что эти две таблетки для тебя последние. Девушка недоуменно уставилась на него.
– Пора тебе начинать жить самостоятельно, Шаан, – тихо пояснил ее спутник. – Успокаивающие лекарства лишь притупляют боль, но не исцеляют больного.
– Я и не собиралась пить эти пилюли, ты сам мне навязал их, – напомнила ему девушка.
– Неважно, теперь с этим покончено, – пообещал Рейф. – Расскажи мне о своих родителях, – внезапно попросил он. – Твой отец ведь был ливанским врачом?
«Откуда ему это известно?» – недоумевала Шаан, утвердительно кивая.
– Но практиковал он в Лондоне. Там и познакомился с матерью. Она работала медсестрой в том же госпитале. Они погибли, – тихо сказала Шаан, и ее рука невольно потянулась к медальону, любовно касаясь его пальцами. – Они подорвались на бомбе в Бейруте, куда отправились работать как члены Международной ассоциации содействия военнопленным.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Тринадцать, – грустно улыбнулась девушка. – Во время командировок родителей я жила у дяди и тети, у них и осталась… Они всегда были очень добры ко мне, – добавила она и вздохнула.
– Но ты до сих пор тоскуешь по родителям, – тихо закончил Рейф.