102 
— Надеюсь, обойдется без катастроф. Одно утешительно: то, что вы согласны взять нас, если мы пожелаем вернуться. Так и передам Шантели.
— Я думаю, она там не задержится. При определенных обстоятельствах я могу вообразить там вас, Анна, но только не сестру Ломан.
— Что ж, по крайней мере, увидим остров.
— Он действительно красив. Роскошная растительность, разбивающаяся о песчаный берег волна, овеваемые легким бризом пальмы и ласкающее золотой песок море, то сапфирно-голубое, то изумрудно-зеленое.
— А что вы будете делать, когда вернетесь в Англию?
— Передохну пару деньков и опять уйду в плавание.
— По тому же маршруту?
— Это будет зависеть от груза. Но одно сделаю непременно: явлюсь к Дому Королевы и скажу: «Я пришел по поручению мисс Брет, хозяйки, которой хочется знать, как вы тут без нее». Постою в саду, как в тот сырой осенний вечер. Потом остановлюсь в холле и снова вспомню вечер, который перевернул всю мою жизнь и изменил меня самого.
— Неужели?
— Да, можете мне верить. После того случая мне вдруг захотелось чего-то совсем нового от жизни.
— А чего вам хотелось прежде?
— Приключений, перемен, риска, удовольствий! Но после того вечера я повзрослел. Вдруг захотелось постоянства. Раньше я думал, что никогда не смогу ужиться с одним человеком сколько-нибудь продолжительный срок. Все время искал острых ощущений. Постоянно нуждался в подстегивании, которое могла дать только новизна. И вдруг повзрослел в один вечер. Понял, что такое жизнь. Представил, как бы я жил в этом доме. Лужайку со столом под ярким тентом и женщину за этим столом, разливающую чай в голубые фарфоровые чашки. Еще, кажется, лежащую у ее ног собаку — рыжую гончую — и детей, погруженных в свои забавы. Впервые в жизни ясно увидел эту картину и сам себе поразился, потому что ничего подобного не хотел прежде. Мне не следовало об этом заговаривать, правда? Это, наверное, от сегодняшнего воздуха. Вот мы и подплываем к австралийскому берегу. Видите огни? Земля совсем близко. Сейчас здесь лето — есть что-то обезоруживающее в тропических ночах на море, поневоле начинаешь верить, что все возможно. Даже тот сад в Доме Королевы. Иногда говорю себе: не зря же был тот вечер, когда мне привиделся стол под тентом — все это когда-нибудь будет и со мной.
— Это невозможно, — запротестовала я. — Уже в тот ваш приход было поздно. Мне кажется, вы не должны это говорить, а я вас слушать.
— Однако же говорю — и вы слушаете.
— Лишнее доказательство нашей неправоты.
— Мы всего лишь люди, — сказал он.
— Но это нехорошо. Что толку говорить о том, что могло бы быть, когда произошло нечто, сделавшее все это невозможным.
— Анна…
Я поняла, что он хотел сказать: «Подожди. Как легко все может перевернуться». Страшная, опасная мысль. Мы были разлучены, и, пока жива Моник, его мечте — и моей — никогда не осуществиться. Мне хотелось втолковать ему, что мы не должны помышлять ни о чем подобном, потому что думать об этом — все равно что вожделеть греха. Я решила впредь не оставаться с ним наедине. Чувствовала, как в нем клокочет нерастраченная страсть. Он жил далеко не монашеской жизнью, и я боялась за него… и за себя.
Я должна ясно дать ему понять, что слишком поздно. Что над нами обоими нависла общая угроза: желать, чтобы перед нами очистился путь.
— Поздно, — сказала я. — Мне пора.
Пару минут он молчал, а когда заговорил, его голос был спокойным и ровным, как и мой.
— Завтра заходим в бухту. Поднимитесь на мостик, чтобы все увидеть. Сверху открывается изумительная панорама. Уверяю вас, ничего подобного вы еще не видели. Моник тоже поднимется, если будет здорова. Пусть приходит сестра Ломан. И разумеется, Эдвард.
— Спасибо. С удовольствием.
— Доброй ночи.
Когда я уже повернулась уходить, мне почудилось, будто он прибавил еще два слова: «Моя любимая».
16
Утро выдалось славное: мы входили в бухту под косыми лучами восходящего солнца. Грандиознее, замечательнее зрелища я в самом деле не видела. Где-то прочитанные строки: «лучшая гавань мира, в которой могут одновременно маневрировать без риска столкнуться до тысячи судов», — несомненно, соответствовали действительности. От открывшейся панорамы захватывало дух: бесчисленные заливы и бухты, величественные Ворота, сквозь которые нам предстояло войти в порт, деревья, цветы, птицы, обжигающе-голубое море.
102 
