Сложив листы бумаги, Рауль положил их на стол и с тоской бросил взгляд на Жильбера Дюфаи.
Жильбер и Эдгар держались чуть в стороне от стола для советов, поскольку вызвались сопровождать Рауля исключительно из чувства дружбы, не имея никакого отношения к доставке послания герцога.
– Оно им не нравится, нашим тупоголовым. Рауль не выдержит и засмеется, если ты взглянешь на него, поэтому смотри в другую сторону.
– Знаешь, наверное, я тоже тупоголовый, – заявил Эдгар, – но на месте герцога Нормандии я бы не позволил французам и шагу ступить на территорию моей страны, разве что для того, чтобы пасть на поле брани.
– А я и не сомневался в твоей тупости, – жизнерадостно заявил Жильбер. – Французы превосходят нас численностью три к одному. Во всяком случае, так думает Рауль.
– Послушай, этот план нравится тебе ничуть не больше, чем всем остальным в Нормандии, – возразил Эдгар. – Я слышал, как ты сам говорил об этом.
Жильбер ненадолго задумался.
– Да, это правда, – признал он. – Разумеется, если бы я командовал кампанией, то встретил бы короля Генриха на самой границе, поскольку никогда не слыхал о другом способе выиграть войну, кроме как устроить сражение. Но я верю в Вильгельма. Ты еще не видел, как он воюет. Голова у него полна всяких странных идей и планов, причем они всегда заканчиваются именно так, как он и говорит, хотя все считают их глупыми. Поэтому, даже если ты уверен, что он ошибается, лучше следовать за ним и выполнять его приказы.
– А я все равно называю это трусостью, – с презрением заявил Эдгар. – Кто когда-либо слышал о том, что надобно отступать перед врагом, не нанеся ему хотя бы одного удара?
В глубине души Жильбер был настолько согласен с саксом, что даже не нашелся с ответом, а лишь подтолкнул Эдгара локтем, призывая его к молчанию, чтобы не пропустить ничего из того, о чем шла речь за столом для совета.
Видя, что его сюзерен молчит, Хуберт подал голос.
– И как это следует понимать? – пожелал узнать он. – Не может же герцог иметь в виду, что мы должны беспрепятственно пропустить французов на свою территорию!
– Клянусь честью, это же совет для трусов и ничтожеств, а не для настоящих мужчин! – вскричал Ричард де Бьенфет. – Или мы и впрямь должны позволить французскому королю вторгнуться в Нормандию, и при этом ни один серв не может сказать ему «нет»?
Эйдес, сидевший по другую сторону от своего отца, перегнулся через него к Раулю и, прикрывая рот рукой, сказал:
– Держу пари, ты неправильно прочел приказ, юный дуралей, хоть и мнишь себя великим книгочеем. Пусть кто-нибудь еще взглянет на это письмо!
– Помолчи, – бросил ему Хуберт. – Что ты в этом понимаешь? – Как бы плохо он ни отнесся к распоряжениям герцога, он не собирался позволить Эйдесу критиковать ни их, ни Рауля.
Подняв глаза от стола, Роже де Бомон медленно проговорил:
– Не стану отрицать, эти новости представляются мне весьма странными и непонятными. Что говорят советники герцога?
– Поначалу, сеньор, – тщательно подбирая слова, ответил Рауль, – они им тоже не понравились, но потом и советники поняли, что нынешняя война не похожа на ту, которую мы выиграли при Валь-э-Дюн. Сейчас дела обстоят гораздо серьезнее и требуют большей хитрости.
– И в чем заключается эта самая хитрость? В отступлении? – с нескрываемым сарказмом осведомился Болдуин де Курсель.
– Вы сможете судить об этом, когда война закончится, – вежливо ответил Рауль.
– Позволить королю вторгнуться в Нормандию? – принялся размышлять вслух де Бомон. – Право, для нас, старых вояк, это что-то новое в военном деле.
– Это – всего лишь способ заманить короля в глубь Нормандии, – поправил его Рауль. – Он вторгнется к нам двумя армиями. Одна, под командованием принца Эда, войдет в Нормандию по правому берегу Сены с намерением захватить Ко и Румуа. Вторая, которую он возглавит лично, двинется на запад от Сены через Эврецин, дабы соединиться с принцем Эдом у Руана. С Эдом идут рыцари Эймса и Суассона, Амьена, Мелана и Брие, а также воины Вермандуа. Думаю, под его знаменем пойдет и граф Ги Понтье, а еще, скорее всего, Ральф де Мондидье и Рено Клермон, фавориты короля.
– Как, Понтье снова поднимает голову? – вскричал Анри де Феррьер. – Графу Ги стоило бы напомнить о том, что сталось с его сюзереном в прошлом году под Сент-Обеном!
Его прервал вопросом Ричард де Бьенфет:
– Мессир Рауль, вы перечислили уже многих людей, но говорите, будто это – всего лишь половина тех, кто выступил против нас?