— Наверное, это естественно в таком возрасте.
— Я надеюсь, что не доживу до такого. Есть поговорка: «Любимцы богов умирают молодыми».
Я сразу вспомнила Габриэля. Был ли он любимцем богов? Не думаю, что нет.
— Пожалуйста, не говорите о смерти, — сказала я.
— Простите, я не подумала. Что-то чай не несут? Пора бы.
В этот момент в дверь постучали, и в комнату вошла одна из знакомых мне горничных. Она сделала мне реверанс, и я сказала:
— Добрый день, Мэри-Джейн.
Она поставила поднос на столик у окна, и я ее поблагодарила.
— Мэри-Джейн будет вашей личной горничной, — объявила Рут. — Она будет приходить на ваш звонок.
Я обрадовалась. Мэри-Джейн была высокой, симпатичной молодой девушкой, которая сразу показалась мне честной и совестливой. Она улыбнулась мне в ответ, и я подумала, что теперь у меня в этом доме появился человек, которому я могу доверять.
Рут отпустила ее и подошла к подносу.
— Здесь две чашки, — сказала она. — Если вы не против, я составлю вам компанию.
— Конечно, я буду только рада.
— Тогда вы садитесь в это кресло, а я принесу вам вашу чашку.
Я села в кресло у кровати, и Рут подала мне чашку. Потом она пододвинула ко мне скамеечку для ног.
— Мы все будем смотреть за вами, — сказала она с улыбкой.
Но глаза ее при этом оставались холодными, и я опять подумала, что ее дружелюбие притворно.
Ну вот, подумала я, не успела я вернуться, как снова начала всех подозревать в неискренности. Но слова «мы все будем смотреть за вами» действительно прозвучали двусмысленно.
Рут тем временем села в кресло у окна и начала мне рассказывать о том, что происходило в доме за время моего отсутствия. Сэр Мэттью оправился после своего приступа, но в его возрасте такие приступы становятся все более опасными с каждым днем, и доктор Смит очень за него волнуется.
— На прошлой неделе, — сказала Рут, — он даже остался здесь ночевать. Он очень заботлив и готов всего себя отдать своим больным. Тогда, например, он мог бы здесь не оставаться — в случае чего мы бы послали за ним. Но он настоял на своем.
— Да, некоторые врачи действительно самоотверженны.
— Бедный Деверел, боюсь, что он не очень счастлив в семейной жизни.
— Да? Я почти ничего не знаю о его семье.
— Дамарис — его единственная дочь. С миссис Смит же ему, на мой взгляд, не повезло. Считается, что у нее слабое здоровье, я же думаю, что она просто ипохондрик, и болезнь для нее — способ привлечь к себе внимание.
— Она никогда не выходит из дома?
— Нет, якобы потому, что слишком больна для того, чтобы выходить в свет. Я даже думаю, что доктор Смит так много времени и сил отдает работе, потому что дома ему бывать тяжело. Хотя, конечно, Дамарис он просто обожает.
— Она удивительно хороша. Ее мать тоже такая?
— В общем, они похожи, но Мьюриэл далеко не так красива. Мне жаль Дамарис — для нее здесь мало развлечений. Я собиралась дать для нее бал и для Люка, конечно, тоже, но теперь мы в трауре, и об этом и речи не может быть, по крайней мере, до конца года. Хотите еще чаю?
— Нет, спасибо.
— Вам, наверное, хочется распаковать вещи и по-настоящему отдохнуть. Я вас оставлю и пришлю Мэри-Джейн, чтобы она вам помогла.
С этими словами Рут вышла из комнаты, и через несколько минут появились Мэри-Джейн и еще одна горничная, которая забрала поднос с чашками и тут же ушла.
Мэри-Джейн принялась вытаскивать из моего дорожного сундука вещи.
— Скоро мне придется обновить свой гардероб, — сказала я. — Многие из этих вещей мне будут малы.
— Да, мадам, — ответила Мэри-Джейн с улыбкой.
— У вас очень довольный вид, Мэри-Джейн, — заметила я.
— Я рада, что вы вернулись, мадам, — да еще с такой приятной новостью.
— Только еще уж очень долго ждать, — сказала я со вздохом.
— Да, мадам. Моя сестра тоже ждет ребенка Ей осталось ждать пять месяцев.
— Ваша сестра? Я не знала, что у вас есть сестра.
— Есть, мадам, — Этти. Ее муж служит в Келли Грейндж, и у них славный коттедж на территории усадьбы — сторожка у ворот. А сейчас вот они ждут первенца. Этти волнуется, прямо ужас! Ей все кажется, что ребенок родится с каким-нибудь уродством. Джим даже доктора позвал, так он ей вправил мозги, чтобы она не придумывала Бог знает чего.
— Доктор Смит?
— Да. Он такой добрый — ему все равно, господа ли или простые люди, он обо всех печется.