Она поинтересовалась тем, как мне спалось и чем я собираюсь себя занять в течение дня.
Я сказала, что собираюсь погулять и что мне не терпится навестить развалины аббатства.
— Они вас просто как магнит притягивают, — сказал Люк. — По-моему, вы в основном из-за них и вернулись.
— Вы не должны утомлять себя, — посоветовала Рут.
— Я прекрасно себя чувствую, так что об утомлении не может быть и речи.
Затем разговор перешел на события местной жизни, на благотворительные базары, которые викарий устраивает, чтобы собрать деньги на ремонт церкви, и тому подобное.
Утро было теплое и солнечное, и сразу после завтрака я отправилась гулять. Настроение у меня было на удивление безмятежным, и, даже подойдя к аббатству, я не ощутила ни капли той настороженности, которую раньше всегда испытывала среди его развалин. Освещенные ярким солнцем стены и каменные арки выглядели по-прежнему впечатляюще, но ничего таинственного или сверхъестественного я уже в них не замечала. Вспомнив, как напугана я была в тот вечер, когда я заблудилась в развалинах, я рассмеялась вслух.
После обеда, который прошел в обществе Рут и Люка, так как сэр Мэттью и его сестра ели каждый у себя в комнате, я пошла к себе и занялась составлением списка вещей, которые мне нужно будет купить. На самом деле с этим можно было подождать еще, по крайней мере, несколько недель, а то и месяцев, но мое нетерпение было так велико, что ждать я не хотела. Я села за стол у окна и начала писать, но тут в дверь постучали, и вошла тетя Сара.
— Я хочу показать тебе детскую, — сказала она с заговорщицким видом. — Пойдем со мной.
Я охотно пошла за ней, потому что мне было интересно увидеть детскую, в которой будет жить мой ребенок.
— Она в моем крыле, — говорила тетя Сара по дороге. — Я часто захожу туда. Потому все и говорят, что я впала в детство.
— Я уверена, что никто так не говорит.
— Говорят, я знаю. И мне это даже нравится — ведь если невозможно снова стать ребенком, остается только впасть в детство, чтобы забыть о своей старости.
Тем временем мы поднялись на верхний этаж и пошли по коридору, ведущему к переходу в восточное крыло дома. Когда мы проходили мимо двери, ведущей в нашу с Габриэлем спальню, у меня защемило сердце, но тетя Сара даже не взглянула на нее.
Как только мы оказались в восточной части дома, с ней снова произошла магическая перемена — она действительно словно впала в детство, и ее движения стали более живыми и энергичными, а на лице появилась безмятежная младенческая улыбка.
— Нам еще выше, — сказала она, открыв дверь, за которой я увидела короткий лестничный пролет. — Там, на самом верху, и есть детские комнаты: классная, дневная детская, спальня, комнаты няни и комната горничной.
Мы поднялись по лестнице, и тетя Сара открыла первую дверь.
— Это — классная, — сообщила она мне почти шепотом.
Я увидела просторную светлую комнату с тремя окнами и покатым потолком. Я поняла, что мы находимся под самой крышей. Я невольно посмотрела на окна и с облегчением увидела, что по традиции, распространяющейся на большинство детских комнат в Англии, они были заделаны металлическими перекладинами. Значит, мне не надо будет бояться, что мой ребенок выпадет из окна.
У одного из окон стоял большой стол, а рядом с ним — длинная скамья. Я подошла к нему и увидела, что его поверхность была покрыта царапинами, говорящими о том, что за ним училось не одно поколение Рокуэллов.
— Смотри, что здесь написано! — воскликнула тетя Сара.
Я пригляделась и прочла: «Хейгэр Рокуэлл».
— Она повсюду писала и вырезала свое имя. Если вы пройдетесь по дому, заглядывая в разные шкафы и тому подобное, вы сами в этом убедитесь. Отец говорил, что ей надо было родиться мальчиком, а не девочкой. Она всеми нами командовала, особенно Мэттью. Она не могла ему простить, что он — мальчик. Ведь, если бы было наоборот, она была сейчас здесь, а не в Келли Грейндж, а Саймон Редверс… Но что сейчас говорить — как бы ей не хотелось поменяться с Мэттью местами, этому не бывать.
— Саймон Редверс — ее внук?
— Да. Она души в нем не чает. — Тетя Сара подошла ко мне ближе. — Ей бы очень хотелось увидеть его хозяином этого дома, но это ведь невозможно, правда? Перед ним на очереди твой ребенок, а потом Люк. Но сначала твой ребенок… Мне надо послать купить еще шелка.
— Вы хотите, чтобы мой ребенок тоже занял место в ваших гобеленах?