Последние отзывы

  26  

Он взял лист бумаги и обмакнул перо в чернила, приготовившись записать приметы.

— Ему двадцать три года. Удивительно развитый для полинезийца, очень красивый и непомерно тщеславный. Я не знаю, зачем ему Эмили. Не думаю, что он сделает ей что-то плохое, но я хочу получить свою дочь обратно.

— Так, — офицер отложил перо, — а она не могла сама с ним бежать?

— Вы допускаете такое?!

— Судя по вашему описанию, этот вождь вполне мог ее соблазнить.

— Я в это не верю, — отрезал Рене, — Эмили очень разумная девушка.

— А это кто? — поинтересовался Тайль, кивнув на Моану. — Ваша вахине^[4]?

— Это дочь вождя Лоа, та самая девушка, которую Атеа бросил в день свадьбы.

— Неужели? Такую красавицу?! Я бы никогда этого не сделал. Она понимает наш язык?

— Немного. Думаю, она уловила суть разговора.

— Передайте ей, что я восхищен ее красотой. Значит, теперь она одинока?

— Дочери вождей блюдут себя, капитан. Думаю, у вас нет никаких шансов, — несколько раздраженно произнес Рене.

Он прекрасно знал, что каждый белый на острове живет с полинезийкой, а иногда и не с одной. То, что у островитян брак не закреплялся никаким гражданским или церковным актом, вполне устраивало французов, и они великодушно величали своих временных подруг женами.

На самом деле о таких женщинах можно было только мечтать: они не требовали ни особого внимания, ни подарков, ни денег, ни комплиментов, вдобавок одаривали мужчин ничем не скованной чувственностью.

— Жаль, — заметил Морис Тайль и сказал: — Я подумаю, чем вам помочь. Будет лучше, мсье Марен, если вы придете завтра, скажем, в это же время. К сожалению, гостиниц здесь нет, но я бы посоветовал вам остановиться у отца Гюильмара. Он весьма радушный человек; я объясню, как его найти.

Когда они вышли на улицу, Моана спросила:

— Что тебе сказал этот белый? Я не все поняла.

— Что он постарается нам помочь. А еще он восхищался твоей красотой, — ответил Рене и добавил: — Будь осторожна с белыми мужчинами. Им нельзя верить.

— Я могу за себя постоять, — твердо произнесла Моана.

Рене невольно любовался ею. Этой девушке была присуща та мягкая грация и поразительная свобода движений, какой не увидишь у европеек. Ее спокойное открытое лицо редко омрачалось заботой или тревогой. Впрочем так было недавно. Теперь же ее беспрестанно грызли какие-то мысли, отчего взор прекрасных карих глаз словно заволокло грозовыми тучами.

Забрав Тауи, они отправились к священнику.

Отец Гюильмар сразу понравился Рене. Линии его лба были чисты и благородны, взгляд казался удивительно проникновенным, а в уголках губ затаилось что-то горестное. Услыхав имя посетителя, он вздрогнул всем телом.

— Совсем недавно ко мне заходила ваша дочь!

— Эмили?! Не может быть! Она на Хива-Оа!

— Ошибаетесь. Она на Нуку-Хива.

— Как она здесь оказалась?! Она обратилась к вам за помощью?!

— Нет, — ответил священник и пригласил: — Садитесь. — А когда Рене сел, нашарил на полке небольшую жестянку и спросил: — Хотите чаю? Я берегу его, как иной берег бы крупицы золота.

— Благодарю вас… Святой отец, умоляю, не тяните! Что с Эмили?! Как мне ее найти?!

— К сожалению, я не спросил, где она, то есть… они остановились.

— Они?

Отец Гюильмар смотрел на Рене в упор.

— Что вам известно о вашей дочери?

— Эмили похитил Атеа, вождь с острова Хива-Оа.

— К сожалению, это не совсем так. Судя по всему, она уехала с ним добровольно. — Священник присел к столу. — Что предложить вашим спутникам? Тоже чаю?

— Лучше кокосового молока, если у вас найдется.

— Да, — сказал отец Гюильмар и позвал: — Сесилия! — Из соседнего помещения вышла женщина лет тридцати с широким плоским носом, очень полными губами и непроницаемым взглядом черных глаз. Ее цветастое покрывало было скромно повязано поверх груди, а на обвивавшей шею цепочке висел большой крест. — Сесилия, отведи этих молодых людей на кухню и накорми.

Рассказ священника длился недолго. В конце он сказал:

— Я предлагал вашей дочери помощь, обещал отпущение любых грехов, умолял ее одуматься — все напрасно! Она повернулась и ушла.

В глазах Рене заблестели слезы. Пальцы теребили потертый кожаный пояс.

— Как она выглядела?

— Растрепанные волосы, босые ноги, обгоревшая кожа, линялое платье. Похоже, ее нисколько не удручал собственный вид. Она думала только об этом полинезийце.

  26