61 
— А улик никаких.
— Увы! — с горечью произнес Эмери. — Мы даже не смогли обвинить Глайе в халатности, потому что за сооружение лесов отвечал Тетар вместе с одним своим кузеном. В случае Мортамбо тоже не нашлось никаких улик. Когда мать упала с табуретки на складе, его там не было, он был в магазине, принимал товар. Но чтобы выдернуть у человека из-под ног табуретку, совсем не обязательно находиться в том же помещении. Это можно сделать и на расстоянии: привязать к ножке веревку и дернуть за нее. Услышав грохот, Мортамбо с помощником бросились на склад. Но веревки на ножке не было.
Эмери выразительно посмотрел на Адамберга, как бы предлагая ему найти разгадку.
— Он не завязывал узла, — сказал Адамберг, — просто обернул веревку вокруг ножки. Так что потом ему было достаточно потянуть за любой конец веревки с того места, где он стоял, чтобы подтащить ее к себе целиком. Если веревка гладкая, это занимает максимум несколько секунд.
— Точно. И следов не остается.
— Ну, не все же забывают убрать хлебный мякиш.
Эмери налил себе еще чашку кофе: он понял, что многие фразы, произнесенные Адамбергом, лучше оставлять без ответа. До личного знакомства с комиссаром Эмери слышал о нем много лестного; сейчас, конечно, рано было делать выводы, но казалось очевидным, что систему, которой он придерживается в своей работе, нельзя назвать нормальной. Или же он сам ненормальный. Но так или иначе, Адамберг — спокойный человек, который, как и рассчитывал Эмери, не будет выталкивать его на обочину, расследуя это дело.
— Мортамбо не ладил с матерью?
— Насколько мне известно, конфликта между ними не было. Более того, он во всем ее слушался. Правда, мать возмущалась, что Мортамбо живет вместе со своим кузеном: она знала, что Глайе гомосексуалист, и ей было стыдно перед людьми. Она без конца пилила сына, требовала, чтобы он вернулся домой, угрожала в противном случае лишить части наследства. Во время этих сцен Мортамбо признавал, что она права, он не хотел с ней ссориться, однако ничего не менял в своей жизни. Поэтому выяснение отношений повторялось снова и снова. Мортамбо нуждался в деньгах, ему хотелось стать хозяином магазина, хотелось свободы. По-видимому, он решил, что мать зажилась на этом свете, и мне кажется, что Глайе уговорил его перейти к действию. Такая женщина, как мать Мортамбо, могла прожить сто лет и все это время заниматься магазином. В ее упорстве было что-то маниакальное, однако это шло на пользу делу. Говорят, что после ее смерти товар в питомнике стал хуже. Фуксии, которые теперь продает Мортамбо, гибнут в первую же зиму. А ведь для того, чтобы загубить фуксию, надо очень постараться. Люди говорят, Мортамбо небрежно черенкует.
— Тогда понятно, — сказал Адамберг, который никогда в жизни не черенковал.
— Я, как мог, пытался прижать их, устраивал изнурительные допросы, не давал спать и все такое прочее. Глайе сидел, задрав нос, презрительно ухмылялся и ждал, когда от него отстанут. А Мортамбо даже не счел нужным притворяться, что сожалеет о смерти матери. Он стал единственным владельцем питомника, имеющего несколько филиалов, — это очень крупное предприятие. Он флегматик, неуклюжий и добродушный, не реагирует ни на провокации, ни на угрозы. Я ничего не добился. И все-таки я считаю этих двоих убийцами, самыми корыстными и циничными, какими только могут быть убийцы. И если бы Владыка Эллекен существовал на самом деле, он уводил бы с собой именно таких людей.
— Как они отнеслись к угрозе со стороны Адского Воинства?
— Так же, как к полицейскому расследованию. Им на это плевать, по их мнению, Лина — истеричка и психопатка. Или даже убийца.
— Быть может, и тут они недалеки от истины, — сказал Данглар, у которого слипались глаза.
— Вы познакомитесь с ее семьей. Не удивляйтесь, три брата Лины тоже не в себе. Я тебе уже говорил, Адамберг. Это не их вина. Отец поступил с ними как зверь. Но если не хочешь неприятностей, никогда не приближайся к Антонену внезапно.
— Он опасен?
— Наоборот. Когда ты подойдешь, он испугается и вся семья сомкнется вокруг него. Он уверен, что его тело наполовину состоит из глины.
— Да, ты об этом рассказывал.
— Из хрупкой глины. Антонен думает, что он разобьется, если его слишком сильно толкнут. В общем, полный псих. А в остальном он производит впечатление нормального человека.
— Он работает?
— Выполняет какие-то мелкие работы на компьютере, не выходя из комнаты. И не удивляйся, если ты не поймешь ни слова из того, что говорит старший брат, Ипполит, которого все называют Иппо, а в последнее время стали сравнивать с гиппопотамом. Он и правда напоминает это животное, если не размером, то по крайней мере весом. Когда на него находит блажь, он говорит слова шиворот-навыворот.
61 
