Особенно,... 
108 
Несмотря на все недоразумения и ссоры, которые постоянно возникали между ними последние три года, Кэрли испытывала боль за мужа. Его жизненный мир вот-вот должен распасться на куски, не без ее же помощи.
Она открыла дверь, увидев, что он вошел на веранду. Кэрли пристально посмотрела в лицо мужа, желая узнать не поведал ли кто-нибудь ему о случившемся раньше нее. Но она уловила лишь раздражение от вызова домой на два с половиной часа раньше обычного.
Итен вошел в дом, кинул свой портфель у столика в коридоре, снял куртку и повесил ее на обычное место у лестницы.
— Господи, ты не представляешь какая на улице жара, сказал он, развязывая галстук.
— Я приготовила чай со льдом.
— Лучше выпью пива, если оно холодное.
— Могу поставить бутылку в морозилку.
— Нет, не беспокойся. — Он снял и повесил галстук поверх куртки. — Обойдусь чаем.
Кэрли пошла на кухню, Итен последовал за ней.
— Теперь расскажи мне, что же такое случилось, что нельзя было подождать до вечера, — спросил он, выдвигая из-за стола стул и усаживаясь.
С чего же начать?
— Я сегодня ездила навестить бабушку Хэйли.
— Я думал, вы обе… — Итен заколебался. — О, я понял. Ты хотела узнать, не согласится ли она пройти тестирование на донора.
— По мнению доктора Риардона, для Андреа больше подошли бы дядя Джон и дядя Стив.
Кэрли подала мужу чай и села за стол напротив него.
— Я помню, ты говорила, что данные членов семьи больного на поколение ближе…
Кэрли перевела дыхание. Какого черта не сказать ему все прямо сейчас? Зачем нужны эти дальние заходы?
— Джон и Стив дяди Андреа.
Итен нахмурил брови.
— Да, двоюродные дяди.
— Нет, — мягко сказала Кэрли. — Мой отец является также и отцом Андреа.
— Это невозможно. Дэвид был…
Начиная осознавать все до конца, Итен был поражен, но его ошеломленность быстро перешла в ненависть и озлобленность.
— Ты хочешь сказать, что спала не только с Дэвидом, но и с отцом?
Кэрли была настолько подавлена, что не смогла сразу ответить ему. Растерянность захватывала ее все глубже. Боль разрывала ей грудь.
— Он изнасиловал меня, — сказала она, чувствуя себя так, будто все это только что опять случилось с ней.
Они долго молчали.
— Боже мой, — закричал наконец Итен. — Почему же ты ничего мне не говорила?
Ни в его голосе, ни во взгляде не было и капельки сочувствия. Крайняя усталость и безразличие охватили Кэрли.
— Я никому не говорила, — ответила она. — Если бы кто-нибудь узнал об этом, то моя мама была бы осуждена за убийство, а Вэлли, да, скорее всего, и я — арестованы за укрывательство.
— Барбара застрелила его? А я считал, что он…
Кэрли увидела, как до него стали доходить и ужасающие детали случившегося. Она молчала, давая мужу время глубже понять ее горе.
— Барбара вернулась домой, увидела, что происходит и застрелила его, — проговорил Итен несколькими секундами позже.
— Мысль изобразить все, как самоубийство, подала я, потому что не могла представить себе, что маму посадят за попытку спасти меня от насильника.
— И с помощью Вэлли вам удалось это сделать.
— Да.
— Должно быть он уже тогда любил твою мать?
Его слова прозвучали, как удар бейсбольной битой по голове. Если первой мыслью Итена было то, что Вэлли действовал, исходя из личных интересов, то какие же шансы будут у них в суде?
— Почему ты так говоришь?
— А какая же еще могла быть причина?
— Тебе не известно слово «сострадание».
— Не смеши меня. Никто не будет настолько подставлять свою шею за просто так, если ему это невыгодно.
— Это особый случай, я не хочу спорить по этому поводу.
Итен долго смотрел на жену, потом сказал:
— Прошло столько времени, а ты почему-то только сейчас решила раскрыть свои секреты. Неужели ты стала доверять мне больше?
— Выбор человека для исповеди уже не в моих руках. Завтра об этом узнают все.
Кэрли оперлась локтями о край стола и сжала виски пальцами.
— Я допустила ошибку, попытавшись убедить бабушку Хэйли, предоставив ей доказательства, что ее сын является отцом Андреа. Я думала, что она сделает все, чтобы об этом никто не узнал.
— Все — означает, что она заставила бы Джона и Стива пройти тест.
— Да.
— Но она сумела перехватить инициативу у тебя и Барбары.
— Даже не понимаю, как могла допустить такую глупость.
108 
