34 
— В чем дело, Эшли? Ты боишься, что нас кто-нибудь увидит? Уверяю тебя, что никто…
Собрав все свои защитные силы, она постаралась дать отпор:
— Мне еще надо объяснять, в чем дело? Ты сказал, чтобы я тебя поцеловала. А теперь, если ты не против, я, пожалуй, пойду домой и поглажу платье к сегодняшнему вечеру. Что-нибудь яркое и радующее глаз, возможно алое с золотым. Как на твой взгляд? — Она говорила ровно, но глаза блестели и казались глубже и ярче обычного.
Приподнявшись на локте, Лоренс все смотрел на нее с поразительным спокойствием. Дыхание у него уже почти выровнялось, а у нее грудь вздымалась так, словно она только что взобралась на Бутыль-гору, и это ее злило.
— Ну, черт возьми, хорошенького понемножку. Пусти меня.
— Что тебя останавливает? Дело в твоем…
Эшли не сразу поняла, что он имел в виду, а когда до нее дошло, то она с радостью ухватилась за эту подсказку, хотя уже никак не представляла себе Роберта в этой роли.
— Если ты не понимаешь, что тебе отказали, это твои проблемы. Возможно, просто я чуть-чуть не такая по сравнению с твоими женщинами.
— А ты хитрая малышка, судя по тактике, а?
Она уставилась на него с искренним удивлением.
— Какой такой тактике?
— Да ладно. Не думаешь же ты, что владельцы таких галерей, как твоя, чураются сплетен обо всяких интрижках? Все они одна компания и не прочь посудачить в своем кругу о чужих грешках.
— Что ты хочешь сказать?
— По-моему, ты и сама все прекрасно понимаешь. — Полузакрыв глаза, он следил за тем, как она подбирает шляпу и туфли.
Эшли проглотила колкий ответ и в негодовании вздернула подбородок.
— Я презираю сплетни. Почему бы тебе не оставить меня в покое и не присоединиться к своему кругу?
— Портретистка — и способна на такое поспешные обобщения? Ты меня разочаровала, — покачал он головой. — Объясни-ка, к какому кругу мне должно присоединиться?
— Например, заняться Кэтрин, если ты, конечно, еще этого не сделал. Мне говорили, что некоторые мужчины считают верхом изысканности холодную вареную курицу.
Наступило неловкое молчание. Эшли готова была сквозь землю провалиться, хотя счастье еще, что ей удалось обрести некоторую уверенность, достаточную для того, чтобы повернуться и уйти. Она шла босиком, потому что уверенность эта была весьма шаткой, вряд ли ее хватило бы на то, чтобы надеть туфли и завязать шнурки под его взглядом. Пришлось босым ногам стоически терпеть камешки, колючки и жесткую траву.
В доме, напоминавшем теперь беспокойный улей, шли последние приготовления к званому обеду. Эшли вошла с черного хода. Помогавшие Зиле женщины встретили ее приветливыми улыбками. Эшли прошла мимо, вяло улыбнувшись в ответ.
Господи, да как у нее только язык повернулся сказать такое?! Что с ней происходит? Раньше она никогда не была такой злобной. Конечно, паинькой ее не назовешь, но чтобы опуститься до таких оскорблений!.. Здесь она уже дважды так себя уронила, и оба раза из-за Кэтрин. Что о ней подумает Лоренс?
Как это он сказал: своей невообразимой одеждой она ведет таинственную войну? Какая чушь. Масса людей носит броские наряды. А вот с кем она воюет? Что говорить, в последнее время она наряжается все экстравагантнее, но это же не значит, что… Или значит? Неужто назло Кэтрин?
Эшли с удивлением поймала себя на том, что едва не скрипит зубами. Поправив несуразную веселенькую шляпку, она посмотрелась в зеркало. Кэтрин? Глупости, Кэтрин ей безразлична. Тогда в чем причина? Раньше снобизм ее не раздражал, она позволяла себе посмеяться над ним, но никогда не была так мелочна. Жить в обществе ей иногда помогал талант, а порой — нестандартность. Раньше ей до остального не было дела, а теперь? Что заставляет ее так по-детски реагировать на снисходительность Кэтрин теперь?
Что ж, займемся психоанализом. Сейчас ты получишь свой психоанализ, сказала она себе, сдернула шляпу и отшвырнула ее в сторону.
Наиболее вероятны две причины: Лоренс или Чарли. Если загвоздка в Лоренсе, то она, видимо, ревнует его к Кэтрин. Но это бессмысленно, ведь Лоренс тоже считает ее занудой. По словам Зилы, Кэтрин не отказалась бы стать еще одной миссис О'Мэлли, но либо она не знает, как это сделать, либо просто не может.
Остается Чарли. Вместо него ей вдруг вспомнилась мать. Эшли тихо опустилась на край кровати. Кэтрин чем-то напоминала ей мать — та же цветовая гамма: бледно-голубой, бежевый, тот же выговор, те же годы. Мать как раз умерла в таком возрасте. Эшли тогда была совсем маленькой, но мать запомнилась ей отчетливо: всегда сдержанная, прохладная, душистая и безупречно ухоженная — полная противоположность всему, что окружало ее в студии мужа.
34 
