37 
Они вышли во двор и направились к конюшне, где их приветствовал старший конюх, который, кивнув хозяину, исчез в здании и вернулся с чудесной гнедой кобылкой с белой звездочкой на лбу и пегим пони с темной гривой. Он подвел лошадей ближе и остановился, ожидая дальнейших приказаний.
Малькольм взял узду пони и отдал дочери.
— Для тебя, моя Фиона. Поскольку ты уже научилась держаться в седле, у тебя должна быть собственная лошадка. Счастливого первого дня Рождества!
Шестилетняя девочка восторженно взвизгнула:
— О, па, спасибо тебе! А у моей лошадки есть имя? Или я ее сама назову?
— И как же ты ее назовешь? — спросил лэрд.
— Сторми[5]. У нее шкура цвета грозового неба.
— Будь по-твоему, — улыбнулся лэрд. — А теперь, Фиона, поговори с ней, чтобы она привыкла к твоему голосу. И поводи ее по двору, чтобы она узнала твое прикосновение.
Фиона встала на цыпочки и стала что-то шептать на ухо пони. Только после этого она исполнила приказ отца.
Малькольм повернулся к Аликс, которая с легкой нежной улыбкой наблюдала за девочкой. В эту минуту она очень походила на любящую мать.
Внезапно ощутив его взгляд, она повернула голову.
— Лучшего подарка вы не могли ей сделать, — заметила она. — Фиона любит ездить верхом. Пока не наступила весна, новый пони будет занимать почти, все ее время. И поможет ей сосредоточиться на занятиях, потому что, пока все не будет выполнено, я не разрешу ей ездить по двору.
— Вижу, вы строгая учительница, — заметил он.
— Королева Маргарита и моя мама требовали, чтобы я прежде всего сделала все, что было мне поручено. Только тогда можно было заниматься чем угодно. Но не раньше. Этот урок нетрудно усвоить. Поняв, что иначе быть не может, Фиона станет куда лучшей хозяйкой. В ее доме всегда будет чисто и уютно. И муж ее будет доволен, видя, что кругом порядок, слуги вышколены, а обед вкусный.
— Для такой молодой девушки вы очень серьезны, — усмехнулся лорд.
Стоявшая рядом лошадь нетерпеливо приплясывала.
— Научить чему-то ребенка — дело серьезное, господин, — пояснила Аликс. — У меня долг перед Фионой и вами.
— Счастливого первого дня Рождества, — пожелал лэрд. — Эта кобыла — подарок вам от меня. Она ваша, и когда решите покинуть Данглис, что рано или поздно случится, возьмете ее с собой. Ее зовут Дарах, что на шотландском диалекте означает «дуб». Это очень капризная красотка, но, несмотря на обманчивую хрупкость, сильна, так же как и вы.
Он вручил Аликс поводья кобылки.
— Милорд, это слишком щедрый дар, — запротестовала Аликс, но рука сама потянулась погладить морду кобылки.
Малькольм был очарован развернувшейся перед ним сценой. Аликс, капюшон которой откинулся на плечи, открыв темно-золотистые волосы, положила голову на темную шкуру кобылы. Он сделал ей цветистый комплимент, но она пропустила его мимо ушей, искренне восторгаясь подарком. Большинство женщин стали бы жеманиться и кривляться, услышав такие слова, и, наверное, воспользовались бы возможностью пококетничать с ним, а может, и начали бы заигрывать, но Аликс осталась равнодушна. Только через несколько минут она взглянула на него:
— Я не покину Данглис, пока Фиона во мне нуждается. Даю вам слово. Если вы снова женитесь, тогда, конечно, я уеду, потому что неприлично мне оставаться, если ваша жена согласится присматривать за девочкой. — Она снова погладила кобылу. — Дарах прекрасна, у меня никогда не было лошади лучше. Мою лошадь пришлось оставить в By… в моем прежнем доме, когда я сбежала. Вы были правы: я не хотела, чтобы кто-то узнал, куда я иду.
Она повела кобылу по двору.
— Почему вы этого не хотели? — тихо спросил он.
— Как я уже говорила вам, отец моего покойного мужа хотел жениться на мне, поскольку у него не было ни жены, ни других наследников. Сама эта мысль была отвратительна мне, хотя человек он добрый и порядочный. Знаю, он был бы мне хорошим мужем, но я считала его скорее отцом, чем будущим супругом. Как я могла лечь в постель с сэром Удолфом? Как могла соединиться с ним и родить ему ребенка?
Аликс содрогнулась.
— Я твердила ему, что церковь не допустит этого брака. Но он заявил, что получит разрешение, потому что между нами нет кровного родства. А когда послал местного священника в Йорк с тугим кошелем, чтобы подкупить архиепископский совет, я поняла, что нужно бежать. Подождала, пока он не уедет на охоту, чтобы пополнить припасы в кладовой, сказала всем, что собираюсь запереться в спальне, поститься и молиться задушу моего мужа, и потребовала, чтобы меня не беспокоили. Рано утром, еще до того как свекор отправился на охоту, я сбежала. Я боялась разоблачения и потому не взяла лошадь, а ведь она была моей собственной!
37 
